Аномия в России: причины и проявления

человек.

И вот выводы социологов: «Всплеск бездомности — прямое следствие разгула рыночной стихии, «дикого» капитализма. Ряды бездомных пополняются за счет снижения уровня жизни большей части населения и хронической нехватки средств для оплаты коммунальных услуг… Бездомность как социальная болезнь приобретает характер хронический. Процент не имеющих жилья по всем показателям из года в год остается практически неизменным, а потому позволяет говорить о формировании в России своеобразного «класса» людей, не имеющего крыши над головой и жизненных перспектив. Основной «возможностью» для прекращения бездомного существования становится, как правило, смерть или убийство» [25].

Общество терпит тот факт, что крайне обедневшая часть населения лишена жизненно важных социальных прав, и в этой нравственной и правовой норме аномия российского общества тотальна. Крайнее обеднение массы сограждан в России, тем более работающих и с высоким уровнем образования, отравляет все общество. Социальное дно в России не может сосуществовать с благополучной частью, оно ее станет пожирать. Люди из «придонья» будут непрерывно опускаться на дно, а люди дна будут быстро и непрерывно умирать.

Об этом в сухих выражениях и говорят социологи: «В обществе действует эффективный механизм «всасывания» людей на «дно», главными составляющими которого являются методы проведения нынешних экономических реформ, безудержная деятельность криминальных структур и неспособность государства защитить своих граждан» [23].

Своей бесчувственностью в социальной политике власть создала предпосылки для аномии, которая перемалывает российское общество. Уход государства от выполнения сплачивающей функции, ценностный конфликт с большинством населения разрывают узы «горизонтального товарищества».

Известно, что в отношении доступа к базовым социальным благам советское общество было устроено по типу семьи, в которой роль отца (патера) выполняло государство. В этом заключался патернализм Советского государства.

Реформаторы, следуя догмам неолиберализма, напротив, не признают иного основания для права на жизнь, кроме платежеспособного спроса. Коррекция «неразумной» действительности допускается в их доктрине как социальная помощь «слабым».

Это специально подчеркнул В.В. Путин в своем первом Послании Федеральному собранию в 2000 году: «У нас нет другого выхода, кроме как сокращать избыточные социальные обязательства и строго исполнять те, которые мы сохраним. Социальную политику будем проводить на принципах общедоступности и приемлемого качества базовых социальных благ. А помощь предоставлять прежде всего тем, чьи доходы существенно ниже прожиточного минимума».

Здесь тяжелое нарушение меры, за которым стоит отказ от ряда привычных норм. В чем состояла избыточность социальных обязательств в России в 2000 году? Относительно чего они были избыточны — относительно смерти? В тот год все мусорные баки в Москве несколько раз в день перебирались людьми, еще недавно принадлежавшими к «среднему классу». Число этих людей уже было таково, что они составляли целую социальную группу. Но ведь они — только видимый кончик проблемы. И при этом президент считал социальные обязательства государства избыточными — и призывает их сокращать!

Обещание «помощь предоставлять прежде всего тем, чьи доходы существенно ниже прожиточного минимума» — оскорбительный штамп. Что значит «существенно ниже»? Насколько ниже прожиточного минимума должны быть доходы, чтобы человеку оказали помощь?

Концепция «адресной» помощи является социальной демагогией, добиться ее даже в богатых странах удается не более трети тех, кто должен был бы ее получать (например, жилищные субсидии в США в лучшие годы получали лишь 25% от тех, кто по закону имел на них право). На деле именно наиболее обедневшая часть общества не имеет ни грамотности, ни навыков, ни душевных сил для того, чтобы преодолеть бюрократические препоны и добиться законной субсидии.

Поэтому, как говорил премьер-министр Швеции Улоф Пальме, если доля нуждающихся велика, для государства дешевле применять не адресную, а уравнительную систему помощи — например, через цены или через дотации отрасли вроде теплоснабжения. Но другая мысль Пальме гораздо более важна — сама процедура оформления субсидии превращается в символический акт стигматизации: на человека ставится клеймо бедного. Это узаконенное признание слабости (и отверженности) человека, которое само по себе становится фактором консервации бедности и углубляет раскол общества.

Социолог пишет о формировании в России социально-исключенных групп (андекласса): «Именно социальное исключение является механизмом формирования постоянной и глубокой бедности. Исключение проявляется на институциональном и поведенческом уровнях. На институциональном уровне происходит формирование института изоляции несостоятельных граждан: экономическая политика государства определяет нестратегические места работы, исключая из состоятельных тех, кто там работает, а органы социальной защиты исключают тех, кто не входит в число достойных помощи бедных. На уровне поведения происходит выбор неэффективной стратегии жизнеобеспечения, выпадающей из принятого (распространенного) хозяйственного уклада, исключение из которого закрепляет бедность. Апогеем исключения становится атомизация индивидов — потеря связи с домашней экономикой (выпадение из семьи) и сетевой экономики (родственного обмена)…

“Новые бедные” в стратификации современного российского общества представляют собой статусную группу, которая выделяется не только стилем жизни и стандартами потребления, но и закрепленным правовым статусом. По существу, механизм формирования этой реальной группы включает три стадии: властную номинацию, идентификацию (стигматизацию окружающими в качестве бедных) и самоидентификацию: осознание себя бедным и представление о социальном минимуме, отсутствие которого является основанием для подобной самоидентификации)» [78].

Важной особенностью российской бедности является и тот факт, что она, будучи создана посредством нанесения по обществу ряда молниеносных ударов (типа либерализации цен в январе 1992 года и конфискации сбережений граждан), в дальнейшем стала воспроизводиться и углубляться в результате ряда массивных, очень инерционных, но начавших идти с ускорением процессов.

Это прежде всего ликвидация или деградация рабочих мест вследствие длительного паралича промышленного и сельскохозяйственного производства, распродажи, а также физического и морального износа всей производственной базы страны. Следствием этого процесса и стало резкое обеднение не только массы безработных или полубезработных, но и тех, кто продолжает занимать рабочие места в состоянии их качественного регресса. По масштабам своего влияния на благосостояние населения этот процесс просто несоизмерим с «социальной помощью».

Вот, например, читаем о сельской бедности: «социально-экономическая трансформация является обстоятельством непреодолимой силы, зачастую превосходящим возможности выживания отдельной сельской семьи… Более трех четвертей трудоспособного сельского населения России составляли работники колхозов и совхозов. Советские сельхозпредприятия не только предоставляли рабочие места, но и обеспечивали своих членов жильем со всеми необходимыми для жизни условиями и поддерживали практически весь комплекс социальных услуг… Малоимущими являются около половины селян… Из общего числа сельских бедных треть является крайне бедными, т. е. ресурсы, которыми они располагают, ниже прожиточного минимума в два раза и более» [89].

То оживление промышленности, которое началось после 1998 года, не излечивает, а локализует и усугубляет бедность в целом ряде развитых в прошлом промышленных районов России. Причина этого в том, что на этом этапе «оживления» уже проявились черты нового типа российской экономики как периферийной. Она складывается в виде небольшого числа анклавов промышленного производства, ориентированного на внешний рынок и не интегрированного в народное хозяйство страны. Вне этих анклавов идет процесс деградации и даже архаизации производства и быта. Возникают целые регионы с застойной бедностью, в которой не возникает рабочих мест для квалифицированных и образованных людей, тем более молодежи. Люди отсюда уезжают на заработки, многие спиваются, семьи разрушаются, происходит криминализация жизненных укладов.