женщины.
Таким образом, проникновение насилия в жизнь семьи ведет к деконструкции нравственных, гуманистических основ семейного воспитания, к росту детской безнадзорности и беспризорничества, вовлечению несовершеннолетних в потребление спиртных напитков, наркотиков, в проституцию и криминальную деятельность. В такой обстановке совершенствование мер предупреждения насилия в семье становится важнейшей задачей не только органов внутренних дел, но и всего общества» [102].
Исследование Российской Академии медицинских наук, завершенное в 2010 году, показывает, что прямым следствием воздействия реформы на семью и школу стал всплеск в России
В докладе сказано: «По уровню самоубийств среди подростков Россия на первом месте в мире — средний показатель самоубийств среди населения подросткового возраста более чем в 3 раза превышает средний показатель в мире. И эти страшные цифры не учитывают случаев попыток к самоубийству.
Причины подростковых самоубийств — это прежде всего конфликты с окружающими. Анализ материалов уголовных дел и проверок обстоятельств причин самоубийств несовершеннолетних, проведенный Генеральной Прокуратурой России, показывает, что 62% всех самоубийств несовершеннолетних связано с семейными конфликтами и неблагополучием, боязнью насилия со стороны взрослых, бестактным поведением отдельных педагогов, конфликтами с учителями, одноклассниками, друзьями, черствостью и безразличием окружающих…
Анализ подростковой смертности за длительный 26-летний период показал, что ведущими факторами ее изменения являются социально-экономические сдвиги, происходящие в России в этот период» [21].
Исследование самоубийств в конкретном регионе (Ивановская обл.) лишь усиливает этот вывод. В отчете об исследовании (2007) сказано: «Рост суицидальной активности, маскулинизация и дальнейшее омоложение самопокушений, радикализация методов их совершения — тревожные симптомы, свидетельствующие о нарастании суицидального потенциала в современной России…
Характеристики половозрастной структуры суицидов, а также совпадение суицидальных трендов с динамикой социального неблагополучия позволяют говорить о том, что в современной России явно превалируют два основных типа самоубийств. — «аномические» и «эгоистические» (по терминологии Э. Дюркгейма). Если первые вызываются дефицитом регулирования социальных процессов и нарушением ценностно-нормативного единства общества, то вторые — низким уровнем социальной интеграции и индивидуалистическими установками рыночной идеологии («бизнес — это война»).
Полуразрушенная экономика и отсталая социальная инфраструктура, слабые рыночные механизмы и низкий уровень жизни людей, острый дефицит современных рабочих мест и отсутствие у молодежи возможностей для профессиональной самореализации, узость среднего класса и высокая доля депривированных слоев населения — таковы важнейшие условия, создающие социально-экономическую базу для не спадающей волны суицидальной активности в регионе. Продолжающийся рост самоубийств — это та цена, которую мы до сих пор вынуждены платить за нецивилизованные формы перехода к капитализму» [8].
Здесь все сказано совершенно ясно и точно, подтверждено эмпирическими данными за шесть лет. Но российское общество и государство как будто «привыкли» к таким сообщениям и просто игнорируют их. О какой модернизации, о каком «креативном классе» может идти речь, когда половина молодежи страны находится в таком состоянии! Как могут молодые люди «с хорошей зарплатой» спокойно заниматься творческой работой в «силиконовой долине» Сколково рядом с массовым бедствием? Ведь это было бы духовной патологией. Ведь в современном обществе невозможно построить для этих креативных кадров башню из слоновой кости.
Как говорилось в главе 5, мощное воздействие на общественные институты оказало катастрофическое изменение — молниеносное и резкое
Бедность в России, созданная в мирное время в кратчайшие сроки политическими средствами, — необычное, неизученное явление. Оно не описано ни в советской, ни в западной социологии. Коротко коснемся лишь самых срочных и очевидных проблем.
Как говорилось выше,
Тяжесть культурной травмы во многом объясняется молниеносным и необъяснимым характером обеднения, а затем и необратимостью этой бедности для огромной массы людей. Н.М. Римашевская пишет:
Прошли 1990-е годы, настали тучные годы нефтедолларов, «средние» доходы выросли, начался потребительский бум. А благосостояние неполных семей в тучные годы
В 2004 году Н.М. Римашевская так описывает возникновение порочного круга бедности: «Устойчивая бедность связана с тем, что низкий уровень материальной обеспеченности, как правило, ведет к ухудшению здоровья, деквалификации, депрофессионализации, а в конечном счете — к деградации. Бедные родители воспроизводят потенциально бедных детей, что определяется их здоровьем, образованием, полученной квалификацией. Социальные исследования устойчивости бедности подтвердили эту гипотезу и показали, что люди, «рождающиеся как постоянно бедные», остаются таковыми в течение всей жизни» [23].
Суть этого состояния излагается так: «Нисходящая мобильность ранее благополучных социальных слоев и распространение бедности на работающих стали признанными особенностями трансформирующейся России… С началом рыночных реформ 1990-х годов и развалом прежней системы жизнеобеспечения меняется характер бедности: из феномена жизненного цикла, обусловленного демографическими факторами, она становится явлением, тесно связанным с классовой позицией, этничностью и гендером. В сравнении с советскими временами сокращаются возможности мобильности в благополучные слои и создаются условия для формирования постоянной бедности…
Формируется реальная устойчивая группа постоянно бедных, характеризуемая крайней бедностью, исключением с рынка труда и из системы социальной защиты. Именно социальное исключение является механизмом формирования постоянной и глубокой бедности… Апогеем исключения становится атомизация индивидов — потеря связи с домашней экономикой (выпадение из семьи) и сетевой экономикой (родственного обмена)» [104].
Как показал ход реформы, для большинства обедневших семей их нисходящая социальная мобильность оказалась необратимой. Произошла сегрегация детей этих семей от благополучных слоев общества [104]. В 2004 году социологи делают такой вывод: