целью: зафиксировать мысли и высказывания фюрера и сохранить их для будущего 'какая бы судьба его ни ждала'.
Ежедневное тесное общение еще более утверждало Гесса в мысли, что Гитлер личность незаурядная и с большим будущим. В начале июня он сказал Ильзе, что твердо убежден, 'также твердо, как и сам фюрер, что его ничто не остановит и что в назначенный срок он будет находиться там, где ему предначертано', несмотря на то, что в рядах нацистов пока наблюдался раскол. Но Гитлер все равно шел своим путем, 'в сердце его горела любовь к своему народу и высокое уважение к массам, из которых он вышел физически, но к которым, подобно всем великим людям, внутренне, естественно, никогда не принадлежал'.
Наиболее часто Гесса навещал Карл Хаусхофер. Он приносил книги, давал советы по вопросам, которые Рудольф обсуждал с фюрером. В конце Второй мировой войны Хаусхофера спросили о влиянии, которое он оказал на Гитлера через Гесса, в частности в области философии и геополитики, и получили ответ, что Гитлер, имевший слабое образование, понимал, что Гесс был гораздо более образованным в этих науках, чем он сам.
— Вам не кажется, что Гесс в значительной степени повлиял на Гитлера?
Поскольку Гессу как военному преступнику надлежало предстать перед судом, ответы Хаусхофера были осторожными.
— Об этих вещах Гитлер знал так же мало, как и Гесс, — ответил он.
Под нажимом он согласился, что Гитлера с этими предметами познакомил Гесс, Но у меня сложилось впечатление, и я полностью убежден, что Гитлер так и не понимал их до конца. У него не было достаточного кругозора, чтобы понять их.
Но Гитлер, будучи человеком необразованным, много распространялся на такие темы, как 'жизненное пространство' и «геополитика».
— Не кажется ли вам, что эти идеи он позаимствовал у Гесса?
— Да, — ответил Хаусхофер. — Эти идеи Гитлер почерпнул у Гесса, но он никогда по-настоящему не понимал их и никогда не знакомился с ними из первоисточников. Подобные книги он не читал.
— Вы с Гитлером когда-нибудь разговаривали?
— Очень редко. Видите ли, в Ландсберг я приходил к Гессу, поскольку он был моим учеником. Не позволялось посещать более одного заключенного, а я был заинтересован только во встречах с Рудольфом.
— Разве не правда, что Гесс помогал Гитлеру писать 'Майн Кампф'?
— Насколько мне известно, Гесс действительно продиктовал для этой книги много глав.
— Тогда, правильно ли я вас понял: вы обсуждали эти вопросы с Гессом, затем Гесс обсуждал их с Гитлером, так и получилась книга?
— В тех случаях, когда я видел, что ни у Гесса, ни у Гитлера нет никаких представлений в области географии, я приходил к Гессу и старался объяснить ему основы книги Расела по политической географии.
На вопрос, как усваивал эти идеи Гитлер, Хаусхофер ответил, что тот иногда пытался это сделать.
— Понимаете, я очень хорошо помню, когда Гесс понимал эти вещи и пытался втолковать их Гитлеру. Гитлер обычно выступал с какой-нибудь из своих новых идеи, вроде строительства шоссейных дорог или чего другого, что никакого отношения не имело к обсуждаемому вопросу, в то время как Гесс просто стоял и больше ничего по этому не говорил.
Поскольку на Западе существовало мнение, что планы Гитлера по завоеванию мира проистекали из учений Хаусхофера, особенно концепции жизненного пространства для германского народа в восточной Европе и его идеи о необходимости союза с Японией этой 'Пруссией Востока', — а его друг и бывший ученик Рудольф Гесс должен был предстать перед судом, на котором решался вопрос о его жизни и смерти, было понятно, что Хаусхофер ни за что не признается, будто Гитлер понимал его геополитическое учение. Однако в одном из писем Гесса, написанных из Ландсберга, имеется свидетельство того, что Хаусхофер был далек от энтузиазма в восприятии Гитлера. Так, в июне в письме Гесс умолял своего наставника пересмотреть оценку фюрера, заверяя, что Гитлер с особым уважением относится к нему (Хаусхоферу). 'Ваша спокойная, рассудительная манера говорить произвела на него огромное впечатление'. После войны Хаусхофер сказал своему следователю, что у него всегда было впечатление, что Гитлер испытывал к нему определенную долю недоверия, 'недоверие недоучки к образованному человеку с научной базой'. В одном письме Гесс затронул момент, который, возможно, больше всего беспокоил Хаусхофера в отношении Гитлера. Своих взглядов на еврейский вопрос 'фюрер достиг не без трудной внутренней борьбы', писал он. Его одолевали сомнения, не проявляет ли он несправедливости по отношению к евреям. 'И сегодня в небольшом кругу образованных людей он говорит не так, как разговаривает с массами, перед которыми он может только излагать самую радикальную точку зрения'.
В письме Ильзе Прель Гесс написал, что хотел бы видеть лицо Хаусхофера, когда тот получит его письмо. 'Мне чрезвычайно интересно, сумею ли я сделать генерала сторонником фюрера или хотя бы заставлю признать его значение'.
Людьми, сформировавшими взгляды Гитлера на еврейский вопрос, несомненно, были Дитрих Эккарт, писатель и поэт, рано распознавший талант Гитлера и взявший на себя труд позаботиться о его развитии, и Альфред Розенберг, немец из Прибалтики, с романтической восторженностью относившийся ко всему немецкому. Он так близко к сердцу воспринял поражение Германии в Первой мировой войне, что поехал в Берлин — 'чтобы обрести Отечество', как выразился он сам. Потом, в начале 1919 года, перебрался в Мюнхен; там он вступил в 'Общество Туле' и познакомился с Дитрихом Эккартом. Розенберг прибыл с багажом достоверных знаний о большевистской революции, приобретенных на собственном опыте, с простым, непоколебимым анализом ее причин и значения. По его мнению, эта революция возникла в результате тайного заговора, организованного мировым сообществом евреев, который к тому же виновен в развязывании Первой мировой войны; революция означала 'поражение нордической [германской] крови в ее борьбе за душу России', страны, теперь увязшей в пучине хаоса. Если подобное случится с Германией, это приведет к ее падению и падению западной цивилизации вообще.
Свою уверенность относительно реальных, хотя и завуалированных, марионеточных авторов русской революции Розенберг черпал из 'Протоколов сионских мудрецов', подделки, сфабрикованной царской секретной полицией ('Охранкой') и выданной за отрывки из протокольных записей Первого конгресса сионистов, состоявшегося в Базеле в 1897 году. «Охранка» использовала их для подстрекательства к еврейским погромам и их оправдания. «Протоколы» были расширены и в 1905 году опубликованы в качестве приложения к антисемитской книжке русского автора Сергея Нилуса; в этом виде Розенберг и познакомился с ними впервые в 1917 году, когда изучал архитектуру в Москве. В это время он уже находился под сильным влиянием работ Хьюстона Стюарта Чемберлена, англичанина, считавшего Германию своим духовным домом и рассматривавшего европейскую историю как результат борьбы германского народа с разрушительным воздействием иудаизма и римско-католической церкви. Теперь «Протоколы» являлись письменным доказательством международного заговора евреев, которые с помощью 'вероломства и хитрости' намеревались 'подорвать общество, свергнуть правительства, ввергнуть человечество в войну и, захватив власть, установить мировое господство'. Розенберг усвоил все до мелочей и с этим интеллектуальным багажом прибыл в Мюнхен. Там Эккарт и другие издатели-антисемиты, включая Леманна (на вилле которого во время путча 1923 года Гесс держал министров в качестве заложников), привлекли его к работе в качестве исследователя и писателя. Опять же через Эккарта Розенберг познакомился с Гитлером. Каждый из них произвел на другого глубокое впечатление.
В характеристике, данной Розенбергу, Людеке указывал на его начитанность, особо подчеркивая, что 'в его речах сразу чувствуется мыслитель, высказывающий оригинальные идеи в простой, доступной форме, с достаточной долей внутренней уверенности, характерной для высокого уровня интеллекта'. Какое же сильное впечатление должно было это производить на Гитлера, не имевшего формального образования, но любившего цитировать прочитанных им авторов и книги, хотя изучать материал углубленно Гитлеру не хватало терпения, и он ограничивался простым просмотром страниц и поиском мыслей, соответствующих его собственным. Более всего, конечно, импонировала ему вера Розенберга в то, что историю человечества можно объяснить с расовой точки зрения: это как раз полностью совпадало с его мировоззрением. Только, в
