отличие от него, Розенберг мог представить исторические доказательства этого.
Итак, став сначала помощником редактора, потом редактором печатного органа нацистской партии 'Фолькишер Беобахтер', по замечанию Людеке, Розенберг был 'наиболее близким единомышленником Гитлера и более, чем кто-либо, в своих последних трудах сформулировал нацистское мировоззрение'. С этой оценкой интеллектуального влияния на Гитлера совпадает и мнение других его соратников. Ханфштенгль, к примеру, считал, что Гитлер 'околдован Розенбергом', а Отто Штрассер пошел еще дальше, написав, что Гитлер много лет был известен как выразитель идей Розенберга.
Розенберг принимал участие в путче 1923 года, после которого скрывался; в Ландсберге он не появлялся, следовательно, не мог внести непосредственный вклад в позже опубликованную книгу Гитлера 'Майн Кампф'. Хотя в мозгу автора книги уже крепко запечатлелись взгляды Розенберга, в частности, на евреев как инициаторов анархии и большевизма, с одной стороны, и авторов материализма и демократии не менее опасных для общества, с другой стороны. Гитлер разделял уверенность Розенберга в том, что орудиями в осуществлении еврейского мирового заговора, направленного против всех государств, с последующим достижением мирового господства являются римско-католическая церковь и международное масонство. Несомненно, многие консультанты внесли свою лепту в специальную тематику, затрагиваемую в 'Майн Кампф', но главную роль в определении ключевых понятий идеологических, расовых, геополитических и внешнеполитических целей и задач сыграли Альфред Розенберг и Рудольф Гесс, являющиеся одновременно проводниками идей Карла Хаусхофера. Как следует из писем Гесса из Ландсберга, отдельные главы Гитлер писал сам, а потом зачитывал ему. Если Хаусхофер говорил правду своему американскому следователю, то значительная часть книги принадлежит перу Гесса. Несомненно, он обсуждал с Гитлером спорные моменты, возникающие во время чтений, составлял конспекты этих дискуссий, консультировался у Хаусхофера и других специалистов в той или иной области и подготовил окончательный вариант рукописи к печати. Вероятно, мы никогда не узнаем, был ли Гесс действительным соавтором книги, переиначивавшим и переписывавшим нестройные монологи Гитлера, делавшим собственные вставки и добавления, или же он оставался преданным учеником, всего лишь записывавшим и поправлявшим мысли учителя. Однако, учитывая праздный образ жизни Гитлера, полное отсутствие у него рабочей дисциплины, неспособность синтезировать продукцию своей могучей памяти и тот факт, что он так и не осуществил намерение написать продолжение к двухтомнику 'Майн Кампф', можно предположить, что, скорее всего, Гесс был его полноправным соавтором, нежели преданным слугой.
Правда, Гессу так и не удалось придать ясность и четкость всему содержанию книги или хотя бы позаботиться о соблюдении правильности грамматики (согласно одному дотошному немецкому исследователю, в труде Гитлера насчитывается более 164000 синтаксических ошибок). Однако сомневаться не приходится — именно Рудольф Гесс приложил руку к разделам, касающимся темы расы, что явно противоречит его утверждению в письме Хаусхоферу о том, что Гитлер, рассуждая о евреях в тесном кругу образованных людей, использует иной тон, нежели тот, которым говорит с массами. Имеется, к примеру, раздел, в котором говорится о немецких марксистах, как вытекает из книги, устроивших в тылу революцию и оказавшихся причиной поражения Германии в 1918 году.
'Если бы в начале или в разгар войны удалось подвергнуть двенадцать или пятнадцать тысяч этих портящих народ продажных жидов газовой атаке, такой, какую сотням тысяч наших немецких самых лучших рабочих… приходилось переносить на фронте, тогда не казались бы напрасными жертвы в миллион раз большие'.
Это почти полностью совпадает с содержанием письма Гесса Ильзе из Ландсберга, датированного 29 июня. В нем описывается эпизод, когда Гитлер, читая Гессу воспоминания о своих фронтовых переживаниях, разразился слезами. Позже он признался, что сам был до смерти испуган. После углубленного описания боев и ранений, Гитлер перешел к вероломству в тылу в 1918 году со стороны марксистов и парламентариев: 'О, я буду беспощадно и жестоко мстить, как только мне предоставится возможность! Я буду мстить именем мертвых, которых тогда видел перед собой!'
Потом, когда Гесс уходил и две руки сомкнулись в долгом, крепком пожатии, Рудольф понял, что так предан Гитлеру он еще никогда не был в тот момент он по-настоящему любил фюрера.
Для оценки характера и доли ответственности Гесса за то, что вышло, важно узнать, какой вклад внес он в создание 'Майн Кампф'. Ибо в этом труде, изложенном напыщенным и порой непостижимым языком, скрывается план превращения Германии во владычицу Европы, а потом и всего мира. Естественно, там не найти детальной проработки и ссылок на точные даты, но в целом книга представляет собой набросок грандиозного стратегического плана. Во главу угла была поставлена раса; для решения расового вопроса требовалось, с одной стороны, отделять от тела народа умственно, генетически и физически неподходящих, с другой стороны, сохранять и множить наиболее ценные (германские) черты. Наряду со стародавней традицией вводились концепции евгеники, или 'расовой гигиены'; в 'Майн Кампф' они были доведены до крайности — для создания тысячелетнего рейха требовалось, ни много ни мало, проводить селекцию 'господской расы' арийцев. 'Народное государство должно взять на себя осуществление наиболее исполинской задачи по выращиванию нового поколения. В один прекрасный день оно станет свершением, более грандиозным, чем большинство победоносных войн нашей буржуазной эры'.
Из этого следует, что создание расы господ представлялось более существенным, чем предстоящие сражения за завоевание жизненного пространства на востоке, хотя и то, и другое было важным и дополняло друг друга. Неудивительно, что столь дерзкий план позволил Гессу увидеть в Гитлере человека, отвечающего его самым сокровенным чаяниям, свой идеал и мечту. К фюреру он испытывал благоговение, смешанное со страхом. Вряд ли кто-нибудь в окружении фюрера мог предвидеть бездну ужаса, к которой должна была вести такая политика, но Гесс, несомненно, понимал, что это означало массовую стерилизацию, ибо это было едва ли не написано черным по белому в книге: желания и собственное «я» индивидуумов должны подчиняться интересам народного государства, которое 'поставит на службу этому восприятию [расовой гигиены] самые передовые медицинские средства'. Следует сказать, что отрывок о желании подвергнуть обработке ядовитым газом портящих народ продажных жидов вовсе не означает, что Гитлер и Гесс планировали такой способ уничтожения евреев; никто тогда не ожидал, что это окажется одним из наиболее эффективных методов массовой ликвидации; чтобы принять его на вооружение, потребовалось провести множество экспериментов. Этот отрывок является, вероятно, случайным совпадением, скорее спонтанной реакцией Гитлера на ужасы войны.
Гитлеру, Гессу и другим их современникам много времени пришлось провести в окопах, но никто толком не расследовал, какое влияние этот тяжелый опыт мог оказать на их психику. Можно привести один пример: из истории известно, что общества, основанные на терроре, порабощали своих членов и делали их способными на жестокости с церемониями инициации, которые требовали от них совершения ужасающих, кровавых актов, противоречащих человеческой природе и совести. Окопная война для всех ее участников стала своего рода церемонией инициации грандиозного размаха; такие чувствительные натуры, как Гитлер и Гесс, не могли пройти через нее нетронутыми и остаться безразличными.
Кроме того, что в Ландсберге Гессу приходилось главу за главой перепечатывать 'Майн Кампф', он еще исполнял обязанности личного секретаря Гитлера. Ильзе Прель выступала в качестве помощника и курьера за пределами крепости. Обеспокоенный тем, что в отсутствие Гитлера движение раскалывается на фракции, Гесс взял на себя труд доводить мысли вождя до его сторонников на свободе. Так, в июле, отвечая на письмо своего юридического и экономического консультанта Генриха Гейма, он писал, что добиться от Гитлера ответа на поставленные вопросы не смог:
'Теперь он [Гитлер] в самом деле публично отошел от руководства. Причина состоит в том, что он не желает брать на себя ответственность за то, что творится снаружи без его ведома и в некоторых случаях против его воли. Еще менее хочется ему затевать извечную ссору, во всяком случае, находясь в заточении. Он не видит смысла в том, чтобы бороться со всеми этими мелкими неприятностями.
С другой стороны, он уверен, что вскоре после выхода на свободу он сумеет все снова направить в нужное русло. Тогда он в первую очередь постарается покончить со всем тем, что составляет конфессиональную [церковную] оппозицию, и сосредоточит силы для борьбы с коммунизмом, который является более опасным, поскольку он постоянно готовится нанести удар исподтишка.
Я считаю, что подходящий момент настанет только тогда, когда все поднимутся за Гитлером на отчаянную борьбу с большевистской чумой…'
Гесс надеялся, что Гитлера вскоре отпустят, чтобы тот мог возглавить борьбу. Если осенью выйдет
