отношении славянского и еврейского народов, авторы журнала не прекращали жесткой и принципиальной критики сталинского режима и искренне питали надежду на то, что после победы над фашизмом на их Родине произойдут подлинно демократические перемены и народы Советского Союза получат возможность избавиться от большевистской диктатуры.
Вместе с тем в журнальных публикациях, особенно к концу войны, неоднократно высказывалась мысль, что Сталин не упустит случая воспользоваться победой для укрепления своей диктатуры, что он может предпринять новые попытки распространить свою власть на соседние государства и что демократия в Европе в таком случае вновь окажется под угрозой. Но все же главную опасность для мира, свободы и демократии авторы журнальных статей видели в фашизме, против которого они и призывали объединить усилия всех демократических стран и всех народов.
Для современного читателя журнал 'За свободу' интересен ещё и тем, что он убедительно опровергает стереотипы большевистской пропаганды о позиции наших зарубежных соотечественников в годы Великой Отечественной войны.
Большинство из них оставались российскими патриотами, искренне беспокоились о судьбе своей Родины, мечтали о её свободном, демократическом развитии и были глубоко убеждены, что грядущие перемены в стране не будут навязаны извне, а явятся массовым творчеством российского народа, сбросившим с себя оковы диктатуры. Они не переставали верить, что это время неумолимо наступит.
Для того чтобы лучше представить позиции эсеровской партии в годы Великой Отечественной войны, достаточно обратиться к статье 'Сталинград', опубликованной в журнале 'За свободу' в 1943 г. Её автор - лидер и теоретик партии социалистов-революционеров, наш великий земляк Виктор Михайлович Чернов.
В США В. М. Чернов прибыл в июне 1941 г. - с помощью друзей и с риском для жизни ему удалось выбраться из оккупированной фашистами Франции. В то время ему было без малого 68 лет, и он перенёс несколько хирургических операций. Но, прибыв в Нью-Йорк, он с головой окунулся в работу местной эсеровской группы, стал членом редколлегии журнала 'За свободу', выступал с лекциями и докладами в разных городах США. К тому же, как показывают архивные материалы, хранящиеся в Гуверовском институте войны, революции и мира (Стэнфордский университет, Калифор-,ния), в Америке В. М. Чернов усиленно занимался изучением истории России - он проштудировал огромное количество источников и литературы по отечественной истории.
Глубокое знание истории своей Родины, российских национальных традиций и народного духа нашло отражение в предлагаемой статье. В героизме и самоотверженности, проявленных народами Советского Союза в годы Великой Отечественной войны, Виктор Михайлович видел продолжение лучших народных традиций, сложившихся еще во времена Древней Руси. Статья свидетельствует не только о большой эрудиции и публицистическом даре её автора, но и о его горячей, трепетной любви к своей Родине.
А волжский город Сталинград был особенно близок и дорог для В. М. Чернова, родившегося и выросшего на великой русской реке Волге.
В. М. Чернов
СТАЛИНГРАД
Сталинград! Это имя собственное давно уже превратилось в слово-символ.
Самый корень этого слова - сталь - как нельзя более идет к этому городу-центру сталелитейной, оборонной промышленности низового Поволжья. Но этот город, кующий сталь, сам оказался словно вылит из стали. В нем воплощена стальная воля русского народа к сопротивлению. Опираясь на такой город, можно сказать незабываемыми словами защитников Мадрида: 'No passeran! Здесь они не пройдут!'1
Сталинград... Не скроем: мы предпочли бы начертание - Стале-град. Нам не кажется делом хорошего вкуса наименование - а тем более переименование людьми власти в свою собственную честь целых городов, совсем не им обязанных своим существованием. И вообще: ну, зачем торопиться с постановкой себе прижизненных памятников? Предоставим уж это лучше 'благодарному потомству', когда нас не будет и для нас настанет время ничем не стесненной исторической оценки. Всякое иное поведение было бы суетностью. Но, в конце концов, что нам сейчас до этого! 'Человеческое, слишком человеческое' иногда берет свое. И какая же это мелочь в сравнении с величием событий и с величием духа, проявляемым здесь, в Сталинграде, изо дня в день - не каким-нибудь героем полководцем, а героической массой рядовых русских людей, в которых мужество отчаяния, познав свою мощь, перерождается в мужество веры: новой веры в себя и в победу!
Месяц за месяцем, месяц за месяцем длится... не осада, что -осада! - а не знающая передышки схватка на жизнь и смерть; рукопашная на улицах, в домах, между этажами, на чердаках и в подвалах, в развалинах домов; короткие промежутки, целиком заполненные то заградительным, то подготовительным огнем дальнобойных орудий и ныряющих бомбовозов. Кажется, и в преисподней ада не придумаешь более кошмарных видений, чем в стенах раскаленного добела Сталинграда, 'стального города'. Чтобы не сойти от них с ума и не ослабеть духом, нужны, кажется, силы сверхчеловеческие. Кто мог рассчитывать наткнуться на них именно здесь?
Панцирные2 дивизии Гитлера легко и быстро прокатились по всей Европе до ледяных просторов Арктики на севере, до берегов Эгейского и Средиземного морей на юге, до океанического побережья Атлантики на Западе. В их лице 'нордический' воитель, новый Зигфрид3 из Тевтобургских лесов4, во всеоружии кованых доспехов, налетел, как былинный Волыга Всеславович, на нашего сермяжного, пестрядинного богатыря Микулу Селяниновича, неразлучного с 'тягой матери - сырой земли'; дерзкою рукою ухватился за его 'селянскую' суму, рванул и еще, и еще... и увидел, что только увяз глубоко своими ногами в черноземной стихии, да так увяз, что еще неизвестно, удастся ли подобру-поздорову их вытащить.
Предоставим признанным авторитетам военной науки в условиях более спокойного будущего вынести окончательный приговор над обороной нашей родины с точки зрения чисто-стратегической. Правы ли немецкие военные эксперты в их суровой критике советского командования? Или критика эта полна чудовищных преувеличений, продиктованных пруссаческим высокомерием и заносчивостью? Отчасти она стучится в открытую дверь: из трех первоначальных командующих фронтами, Буденного, Ворошилова и Тимошенко, двое первых сразу же оказались падучими звездами, а затем разделил их участь и последний.
Что из этого? Никто не станет отрицать, что немцы - мировые чемпионы военного дела. В то время, как большинство народов предвоенной Европы лишь нехотя и скупо уделяли часть своих ресурсов дальнейшему развитию высокого искусства массового человекоистребленья, - немцы предавались ему с самозабвением и окружали его ореолом всеобщего почти религиозного преклонения. Расположившись в самом центре Европы, имея со всех сторон соседей-врагов и не обладая ни с какой стороны природной оградою, к которой можно прислониться, как к безопасному тылу, - германский народ испокон веков ощетинивался во все стороны остриями своих копий, мечей, штыков, жерлами орудийных дул и всех иных последовательно совершенствующихся средств военной техники. Даже в наиболее мирные эпохи старой своей истории он был для всех государей Европы поставщиком самых надежных и дисциплинированных ландскнехтов5.
Нигде дух казармы не проникал так глубоко в недра всей жизни нации. Старая немецкая военная культура дала всемирно знаменитую галерею полководцев, начиная от Фридриха Великого6, через 'классического' основоположника современной военной науки Клаузевица7 через победоносного Мольтке8 через ученейшего фон Шлиффена9, через дерзкого Людендорфа10 и напроломного Макензена11 вплоть до фон Кейтеля12. Роммеля13 и всей остальной блестящей плеяды нынешних покорителей европейского континента. Что же удивительного в некоторой слабости, сравнительно с ними, советских стратегов? Наши красные командиры выковывались в огне гражданской войны, методы и масштабы которой совершенно несоизмеримы с методами современной внешней войны, ультраиндустриализированной и мотомеханизированной. Притом даже и из них много ли уцелело звезд первой величины в судорогах партийной 'чистки'?
Но чем больше было у нас пробелов и недостатков в сфере высшего командования, тем ярче на этом фоне выступает редкостная доблесть красного бойца, красного партизана и их окопного товарища, - красного строевого офицера. Эти последние пока сильнее в тактике, чем в стратегии, в обороне укрепленных мест, чем в наступательных действиях большого масштаба, в руководстве отдельными военными операциями, чем в комбинировании их в стройный 'план кампании'. Все это еще придет. Недавно мы были свидетелями производства в широких размерах боевых полковников в генералы. Оно было справедливой оценкой выдвинувшихся на глазах у всех новых, молодых военных дарований. У создающегося вновь молодого советского генералитета перед генералитетом старой России есть, во всяком случае, одно огромное преимущество: это - не чуждая армейской массе 'белая кость', - а плоть от плоти и кость от костей самого вооруженного народа в серых шинелях. Красная армия - армия плебеев снизу доверху. Мы имеем право в них верить.
* * *
На русского красного бойца немецкие дееписатели в большой претензии: он бьется не по правилам. Там, где по точному смыслу военной теории он уже побежден и должен сложить оружие - он стреляет до последнего патрона и кончает рукопашную только тогда, когда штык вываливается из онемевших рук. Там, где красный командир должен бы был во избежание бесполезного кровопролития капитулировать, он ведет свою часть в контратаку и падает во главе атакующих. Там, где поврежденный боевой ави-он14 должен
