надолго получишь…»
— Слава Богу, хоть один нормальный человек живет в этом городе! — улыбнулась она.
— А почему бы двум нормальным людям не выпить чашку кофе? — предложил Сергей Сергеевич.
И наклонился к ней близко, и взял даже за руку — легко, ненастойчиво.
Ухаживает он за ней, что ли? В Надеждиной голове тотчас проснулось прежнее здравомыслие. Одним из своих полезных качеств она считала умение в критической ситуации поглядеть на себя со стороны. Она поступила так и сейчас — и что увидела?
Измученную, невыспавшуюся, плохо причесанную женщину солидных средних лет (не будем уточнять цифры) в неновых брюках и куртке с чужого плеча. К тому же испуганную и почти сломленную свалившимися на нее неприятностями.
Нет, к такой особе не может быть у человека никакого интереса. С другой стороны, Надежда ему ни к чему не нужна, так что, возможно, он просто ее по-человечески пожалел. А вот уж этого никак нельзя допустить. Надежда Николаевна Лебедева всегда справляется со своими неприятностями самостоятельно.
— Я бы с удовольствием, — ответила Надежда Николаевна. — Да только сейчас уже шестой час, а я не пью кофе после четырех. Спать, знаете ли, не буду.
Это была заведомая ложь — спала Надежда всегда отлично, конечно, если не наезжают мотоциклисты, не нападают мясники с топором и не тягают потом на допросы в милицию.
Сергей Сергеевич взглянул на нее с легкой усмешкой, и Надежда тотчас сообразила, что он понял ее уловку.
— Ну, не хотите кофе, тогда приглашаю вас на обед. У вас, Надежда Николаевна, уж простите, усталый и замученный вид. Сытный обед был бы вам сейчас очень кстати. Если позволите, я покажу вам очень приличное заведение.
Надежда хотела было гордо отказаться. Но вспомнила, что обед в пансионате давно прошел, а ужин еще не скоро. Правда, Лида обещала ей оставить еду, но кто ее знает? А на ужин подают всегда какую- нибудь запеканку, Надежда с детства ее не любит.
И самое главное — ужасно не хочется идти в пансионат. Что ее там ждет? Галкино нытье и капризы, персонал будет перешептываться за спиной.
Сергей Сергеевич с самой первой встречи произвел на Надежду очень приятное впечатление, и теперь она решила, что вреда особого не будет, если она пообедает с посторонним мужчиной. Муж, конечно, если узнает, будет недоволен, но… он не узнает.
Они свернули в неприметный переулок, прошли совсем недолго и вышли на тихую улицу, где стоял большой одноэтажный дом из свежих золотистых бревен. Над входом в этот дом красовалась кованая вывеска с названием — «Корчма».
Сергей Сергеевич открыл перед Надеждой дверь, и она вошла в просторные сени, а оттуда — в уютный зал.
Деревянные столы были застелены белоснежными крахмальными скатертями, на этих столах красовались медные самовары. По сторонам вытянулись румяные девушки в нарядных сарафанах и кружевных кокошниках.
К вошедшим тотчас же подошел метрдотель — представительный мужчина в сапогах со скрипом и в вышитой крестом рубахе, подпоясанной кожаным ремешком. Проводив Надежду Николаевну и ее спутника к свободному столу, он замер в ожидании.
— Как видите, здесь все оформление в русском стиле, — пояснил Сергей Сергеевич. — Но кухня самая разнообразная: есть итальянская, есть китайская, есть кавказская, японская… кстати, здешний повар очень хорошо готовит суши…
— Ой, нет, сырую рыбу я не люблю! — воскликнула Надежда.
— Я тоже, — кивнул ее спутник, — так что давайте-ка нам обычный, классический обед.
— Борщ посоветую и мясо тушеное в горшочке, — степенно наклонил голову метрдотель.
Надежда почувствовала, что желудок прихватил голодный спазм, и едва удержалась, чтобы не схватить с тарелки кусок хлеба.
Преступно медленно официант расставлял приборы, наливал воду в стаканы. Чтобы не скрипеть зубами, Надежда извинилась и вышла в туалет. Она причесалась перед большим зеркалом, вымыла руки и даже слегка сполоснула лицо. Холодная вода помогла — перед глазами не стояли больше два трупа, один — с желтым лицом, другой — огромный, с окладистой бородой и большими руками.
Когда Надежда вернулась, на столе стояла уже фарфоровая супница, и официант наливал из нее в тарелки малиновый борщ. И сметана плавала в тарелке кипенно-белым островом, и посыпанная зелень выглядела на этом острове пальмами и акациями. И на отдельном блюде лежали горячие пампушки.
Потребовалось употребить всю силу воли, чтобы не наброситься на борщ с рычанием голодного тигра. Надежда съела две пампушки, потом решила наплевать на приличия и съесть третью. Когда принесли второе блюдо, она была уже в состоянии поддерживать разговор.
Впрочем, Сергей Сергеевич особенно беседой ее не утомлял, глядел сочувственно — досталось, мол, тебе не по заслугам.
— Не смотрите так, — не выдержала Надежда, — я женщина крепкая, выдержу.
— Ни минуты в этом не сомневаюсь! — сказал он серьезно. — Хоть мы и не много знакомы, успел убедиться, что характер у вас сильный, никому не позволите собой помыкать.
От сытной еды Надежда слегка расслабилась.
— Однако вы тоже расстроены, — сказала она, — не сочтите меня невоспитанной, но могу я спросить…
— Отвечу! — Сергей Сергеевич тяжело вздохнул. — Вам — отвечу. Понимаете, годы мои немалые, человек я одинокий… Знаете небось мою историю…
— Сами же говорили, что город маленький и все слухи разносятся быстро, — кивнула Надежда, — слышала я про вашу трагедию, слов нет, как она меня потрясла. Конечно, вам сочувствие постороннего человека ни к чему и сострадание мое тоже.
— Отчего же… — протянул Сергей Сергеевич, — я же вижу, что вы — человек искренний.
Надежда через стол коснулась его руки, они помолчали.
— В общем, человек я одинокий, но небедный, — заговорил Сергей Сергеевич, — пора, как говорится, о душе подумать. Оставить мне средства свои некому. Можно, конечно, в какой-нибудь фонд перечислить, к примеру, для детей больных. Но сами знаете, деньгами чиновники ведают, так что кто его знает, сколько моих денег детям несчастным достанется?
— Это точно… — пробормотала Надежда.
— Если уж делать доброе дело, то никому его поручать нельзя, — продолжал ее собеседник, — надобно самому всем распорядиться. В общем, хотел я городу своему родному подарок сделать. Привести в порядок парк, отреставрировать имение, там музей устроить, а в парке чтобы жители отдыхали. Ну, пока собирался — тут как раз дорогу решили проводить. Так что по всему выходит — не сделать мне перед смертью доброго дела. Оттого и тяжело на сердце.
— Если бы я была самой главной, я бы вашему мэру приказала, чтобы он дорогу в обход провел, а парк в покое оставил! — горячо сказала Надежда. — Но к сожалению, я никто.
— Спасибо, Надежда Николаевна, за порыв. — Теперь уже он накрыл ее руку, затем поднес к себе через стол и поцеловал.
Капитан Зеленушкин подошел к дверям ресторана «Солонка».
У входа стоял здоровенный детина в малиновом бархатном камзоле с позолоченными пуговицами.
Правда, из-под камзола торчали совершенно неуместные джинсы, и еще больше нарушала цельность образа грубая физиономия швейцара, к которой больше подошел бы китайский тренировочный костюм. Смерив капитана презрительным взглядом, швейцар оттопырил губу и проговорил:
— У нас дорого.
— Я тебя спрашивал? — процедил капитан, пристально взглянув на детину. — Ты говорить будешь, когда я спрошу!
