чашек и алюминиевых ложек, которыми уже давно не торгует сельская кооперация.
Вещей в комнате было немного, и обыск шел довольно быстро. Лейтенанты уже собирались переходить в другую половину основательно запущенной хаты, но Анохин остановил их.
С тех пор как майор перехватил беспокойный взгляд Куцего, абсолютная безрезультатность обыска все больше казалась ему подозрительной.
— Сдвиньте мебель, — приказал Анохин.
На середину комнаты оттащили металлическую кровать с когда-то никелированными продолговатыми шишками, которые стали теперь цвета латуни, шкафчик, так изъеденный шашелем, что он едва не рассыпался при перетаскивании. С трудом поддался, будто прирос к полу, огромный, окованный железом сундук; сдвинули с места шкаф, некогда бывший зеркальным. Под ним, как и под сундуком, оказался плотный слой слежавшейся пыли. Ее смели. Открылись истертые половицы со следами краски.
Куцый не следил за обыском, а, свесив голову, казалось, дремал. Но когда Анохин, взяв его суковатую палку, принялся методично выстукивать деревянный настил, он заерзал и засопел.
В комнате раздавался однообразный глухой стук. И только при ударах палки о половицы на том месте, где стоял шкаф, звук изменился. Анохин, прислушиваясь, застучал сильнее. Под полом гулко отозвалась пустота.
Майор велел поднять половицы. Под досками оказалась грубо сколоченная деревянная крышка, прикрывавшая вход в подполье.
Принесли лестницу, фонари, и Анохин с лейтенантом и председателем сельсовета полезли вниз. Они очутились в небольшом погребе. Его земляные стены сверху донизу были покрыты плесенью, похожей на застывшую мыльную пену. С потолка, будто грязная ветошь, свисала паутина. Видно, что сюда давно не спускались.
Подполье оказалось пустым. Лишь у одной стены на неровном глиняном полу был навален ворох пустых мешков, распространявших острый, кислый запах. Они прикрывали два продолговатых зеленых ящика из- под снарядов и круглую плетеную корзину без крышки, казалось доверху наполненную стружками.
Анохин опустил руку в плетенку и под слоем влажной стружки сразу нащупал какой-то холодный бугристый предмет. Он вытащил его, и все увидели фигурный сосуд в виде курчавой головы негра.
— Понятно, — процедил майор.
Председатель сельсовета посмотрел, покачал головой.
— Не зря люди говорили — у Трофима руки с ящичком. Этого Куцего и могила не исправит.
Анохин, поднимаясь наверх, сказал председателю сельсовета:
— Надо вызвать хранителя заповедника. Из люка подавали вещи. На столе, рядом с курчавым негром, появилась фигурка женщины на троне со львенком на коленях, статуэтка богини плодородия Деметры в высоком головном уборе, украшенном колосьями пшеницы. Вскоре весь стол заняли терракоты, рельефные металлические сосуды. Из древних ваз высыпались на грязную, с присохшими хлебными крошками клеенку бусы, подвески, браслеты в виде свернувшихся змей.
— Осторожно, тяжелая, — предупредил лейтенант, подавая из люка лекану — круглую глиняную шкатулку.
Анохин поднял раскрашенную крышку и вынул из леканы кисет. Он был туго набит золотыми монетами.
— Я думал, вы собираете только древние вещи, — обратился майор к Куцему. — А вы, оказывается, не брезгуете и николаевскими пятерками да десятками.
Куцый не произнес ни слова, ответив лишь злым, ненавидящим взглядом.
— Товарищ майор, всё! — крикнул лейтенант из люка.
Анохин снова спустился в подполье. Присвечивая себе электрическим фонарем, похожим на круглый пенал, он ходил по погребу, каблуком пробуя твердость земляного пола. В одном месте грунт слегка поддался.
— Здесь как будто перекопано. Анатолий, проверьте, — сказал майор.
Наверху послышались голоса Костюка и Шелеха. Анохин поднялся в комнату и, отправив лейтенанта с лопатой на помощь Анатолию, обратился к вошедшим:
— Прошу вас, полюбуйтесь: подземный музей гражданина Куцего.
У Шелеха разбежались глаза. Словно не веря увиденному, Остап Петрович обошел вокруг стола. Он бережно взял стоявшую на краю терракоту. Это была вооруженная мечом всадница на морском коне с рыбьим хвостом.
— Дочь водяного старца Нерея везет меч Ахиллу, — объяснил Шелех. — Да. — Его рука описала круг над столом. — Эрмитаж не отказался бы...
Только теперь Шелех заметил груду золотых монет, прикрытую пустым кожаным кисетом.
— Подземный музей и валютная касса.
Анохин, пропустил мимо ушей эту шутку, так как из люка показался Анатолий:
— Товарищ майор, там скелет...
И тогда впервые заговорил Куцый.
— Остап Петрович, — обратился он к Шелеху, — вы, как человек ученый, объясните людям: тут ведь под каждой хатой древняя могила.
Анохин попросил хранителя заповедника спуститься с ним в подполье.
Шелех подошел к выкопанной в погребе неглубокой яме, присел на корточки и. указывая на остатки вконец истлевшей ткани, кое-где заметные на костях скелета, тоном, исключавшим какое-либо сомнение, сказал:
— Эта могила не древняя.
Точка зрения
Говорят, понедельник — тяжелый день.
В понедельник у Остапа Петровича произошел неприятный разговор с Лаврентьевым.
С утра начальник экспедиции обходил участки. Он начал с дальних. В Нижнем городе, у самого моря, расширили раскоп, заложенный в 1911 году. Еще тогда Сергей Иванович нашел здесь следы древнего водопровода.
Много веков назад у скалы был сооружен каменный бассейн. От него по гончарным трубам текла вода в дворовые колодцы. Трубы были так сращены свинцовыми скрепами, что ни одна капля не уходила в землю. Только в последние годы удалось полностью раскрыть эосский водопровод. Теперь, после расчистки, из трещины в скале снова забила чистая струя ключевой воды.
Лаврентьеву дали вчерне законченную схему водопровода. С миллиметровкой в руке он прошел вдоль линии водостоков и, показывая на трещины в трубах, велел вызвать реставратора, чтобы срочно их зацементировать.
Затем он поднялся на верхнее плато и пошел на участок Шелеха. Оттуда доносились голоса, и было видно, как над раскопом взлетают и падают черные облачка земли.
Никого, кроме художницы экспедиции, на поверхности не оказалось. Сидя под зонтом на самом борту раскопа, молодая женщина зарисовывала кладку, открытую в последние дни. Сохранившаяся стена была сложена из прямоугольных плит со стесанными краями, а все зеркало камня оставалось нетронутым, рельефно выступающим.
Лаврентьев незамеченным подошел сзади, наклонился над мольбертом.
— Мне никак не удается убедить вас! Художник экспедиции не может быть импрессионистом...
Женщина повернула голову и, увидев нахмуренное лицо академика, спросила:
— Сергей Иванович, простите, чем я не угодила?
— Пожалуйста, сосчитайте, сколько здесь рядов? — Лаврентьев палкой показал на кладку.
— Раз... два... три... четыре... пять... шесть, — считали они вслух.
