состоянии молчать.
Через несколько минут афганец заговорил. Речь его была отрывистой, бессвязной, он перескакивал с одной темы на другую. Разведчики едва успевали задавать вопросы и записывать, старались направлять его ответы в нужное русло.
Оказалось, что он был командиром отделения в банде Башира. Банда насчитывала более двухсот человек и имела на вооружении восемь пулеметов, три миномета и около десятка безоткатных орудий. При необходимости Башир мог удвоить численность банды за счет населения, которое его поддерживало. После повторного укола пленный сказал самое важное: Башир хочет женить своего сына на дочке муллы из кишлака Чандара-Баташ и вся банда завтра будет в этом кишлаке. Командир разведки глянул на часы: до рассвета оставалось шесть часов и сорок три минуты.
— Быстро доложи обо всем Свинье, — приказал он сержанту.
План операции по уничтожению банды Башира был готов далеко за полночь. Первыми налегке ушли две группы по сорок человек, они заняли удобные позиции на сопках, между которыми у подножия гор располагался кишлак. В их задачу входило не дать возможности душманам уйти в горы. На рассвете на бэтээрах выдвинулась основная ударная группа, подкрепленная двумя ротами сарбозов, через час она вышла на боевой рубеж. В смотровые шели машин были отчетливо видны дувалы, плоские крыши мазаных глинобитных построек и уходящий в небо высокий минарет старой мечети. С восходом солнца, когда площадь перед мечетью стала заполняться людьми, над кишлаком пролетели два вертолета.
Свинарев. устроивший командный пункт на одной из сопок, с которой просматривались весь кишлак и подходы к нему, по рации руководил операцией. Разглядывая в бинокль спокойно прогуливающихся по площади душманов он удивлялся их беспечности, обычно они вели себя очень осторожно. На ум пришли пушкинские строки:
Стамбул гяуры нынче хвалят,
А завтра кованой пятой,
Как змия спящего раздавят.
Стамбул заснул перед бедой.
По команде авианаводчика первыми в бой вступили вертолеты. Они опустились на высоту прицельного боя и начали обстреливать кищлак из крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек. Со стороны долины, с бэтээров, выстроенных в ряд, пограничники почти в упор расстреливали селение из пулеметов. Моджахеды попали под перекрестный огонь. Минометная батарея, расположенная на склоне сопки, била прицельным огнем. Пронзительно завыли мины. Разрывы один за другим брызнули на площади у мечети, накрывая бегущих. Кверху взметнулись камни, лохмотья одежды, послышались стоны раненых. Выжженная палящим солнцем красновато-желтая земля, пропитанная кровью, комьями падала на крыши домов. По площади, дико крича и прыгая из стороны в сторону, метался ошалевший от разрывов тощий ишак. Приоткрыв висящую на одной петле дверь, из дома выскочил босоногий мальчишка, догнал обезумевшего ишака и, схватив оборванный поводок, стал тащить его в дом. Ишак дал дотащить себя до дверного проема, а заходить в дом упорно не хотел. Мальчик, не желая больше рисковать, скрылся в дверном проеме. Из-за двери показалась загорелая мускулистая рука. Моджахеды не ожидали нападения, и на какой- то момент весь кишлак стал добычей страха. Несколько разрозненных групп, отчаянно отстреливаясь на ходу, пытались прорваться в горы, сулящие жизнь. Засады на сопках поливали их свинцовым дождем, отрезая от гор и лишая надежды на спасение. Но шок от внезапного нападения начинал проходить. Старший лейтенант Свинарев без бинокля видел, как высокий, широкоплечий моджахед, одетый в черный стеганый чапан, стрелял по сопкам на ходу из ручного пулемета и что-то кричал, показывая рукой в сторону гор. По тому, как душманы подчинялись его командам, Свинарев угадал командира, который хладнокровно превращал паническое бегство в продуманное отступление. Его высокая черная фигура, перетянутая в поясе пулеметной лентой, мелькала в разных местах, внося уверенность в ряды отступающих. Вместе с ним короткими перебежками, укрываясь за стенами разрушенных домов и за стволами одиноких деревьев, в сторону гор неуклонно двигалась группа душманов, насчитывающая не более двух десятков человек. С каждым шагом расстояние между ними и пограничниками на сопках увеличивалось, а возможность вести прицельный огонь уменьшалась.
— Кажется, Башир уходит, — кивнув в сторону гор, с сожалением сказал Свинарев начальнику разведки.
— Нет, это не Башир, — мрачно ответил разведчик, — Башир низкорослый и бородатый. А этот под два метра ростом и без бороды. Скорее всего, это командир одного из отделений банды. Пошлите роту сарбозов, может, успеют перехватить его до перевала.
«Не считая этой досадной мелочи, операция прошла успешно», — подумал Свинарев, мысленной принимая поздравления и сверля дырочки на погонах. За три часа боя банда была почти полностью уничтожена. Дав по рации команду прекратить обстрел кишлака, командир послал на «зачистку» вторую роту сарбозов.
— Пленных не брать, — приказал он через переводчика. — Выявить дома пособников душманов и сжечь.
Вернувшись на «точку», командир связался по рации с погранотрядом и доложил о разгроме банды Башира.
— О каком Башире ты докладываешь? — послышался в трубке недовольный голос замначальника погранотряда полковника Карабана. — В кишлаке Чандара-Баташ находилась «договорная банда» выходца с Северного Кавказа, полевою командир Утурбека, которую ты ошибочно принял за банду Башира. С бандой Утурбека, входящей в соединена Ахмеда Шах аль-Масуда, заключено перемирие; он должна была способствовать безопасному прохождению колонны бензозаправщиков из Союза в Рустак. Час назад колонна попала в засаду и была полностыо уничтожена бандой Масуда.
От страшной догадки у старшего лейтенанта по спине пробежал холодок.
— Разведчиков ко мне! — приказал прапорщик Свинарев. — И пусть прихватят с собой «языка».
Но помещение, в котором находился пленный душман, было пустым.
Перед открытой дверью лежал часовой с перерезанным горлом.
Переводчик-таджик, переодев душмана в камуфляжную форму, провел его через КПП, и под шум разгорающегося боя они ушли далеко в горы.
…Теперь Мурад-эфенди был спокоен. Он выполнил свое предназначение.
В конце XI столетия на севере Ирана возникло новое религиозное течение исламистов. Центром секты стал горный замок Аламут. Осевшие в районе правоверные создали здесь «государство исламистов» — строго организованную и дисциплинированную секту, близкую к суфийским орденам. Но в отличие от суфиев, стремившихся слиться с Аллахом и выступающих против неверных, исламисты ставили своей целью воспитывать и использовать в своих целях фанатиков веры фидаинов — попросту убийц. Окруженные атмосферой тайны, шейхи исламистов стремились воспитывать у последователей готовность к самопожертвованию и беспрекословное повиновение приказу руководителя, которого никто из них не знал в лицо. Внушая будущим убийцам, что смерть во имя веры — это прямая дорога в рай, наставники стимулировали их рвение гашишем. В возбужденном состоянии их приводили в скрыто устроенный сад, где находились красивые девушки. Будучи в полной уверенности, что они побывали в раю, юноши не сомневались в истинности слов наставников и были готовы на все, что-бы заработать пропуск в рай. От слова «гашиш» эта секта стала именоваться гашишинами, откуда в европейской транскрипции возникло слово «ассисины», т. е. убийцы.
Ассисины по заданию шейха проникали в лагерь противника и точным ударом кинжала убивали намеченную жертву. Ужас перед этими непредсказуемыми акциями способствовал созданию атмосферы страха вокруг неприступного замка Аламут с его фактически обожествленными шейхами. Только в XIII веке «государство исламистов» было уничтожено вместе с замком татаро-монгольскими завоевателями. Остатки секты мигрировали в Пакистан, где она существует и поныне во главе с имамом, носящим титул Ага-хана. Авторитет Ага-хана очень высок не только среди исламистов, но и среди других мусульманских сект и течений.
