захотелось оттуда слинять. Потоптался я, потоптался и говорю: «Ну ладно, я пошел». И пошел.
Только не далеко. Тут же наткнулся на табуретку… взмахнул рукой, чтобы равновесие сохранить, и сшиб с соседской полки термос. Хотел его на лету поймать и нечаянно задел ручку сковороды, в которой чего-то жарилось… Все содержимое, натурально, на пол.
Тебе смешно, дружище, а ведь там действительно не развернуться – ну, в кухне нашей. Представь: три стола, у каждого по несколько табуреток, разделочные тумбы, шкафчики для посуды… А еще кругом Коврижкины пеленки, тазы, и апогей всему – дифенбахия в кадке!
Сколько я с соседкой, трехсотлетней бабушкой провел бесед на тему «естественная среда обитания дифенбахий – комната хозяев, а не общая кухня», но все без толку. Старая калоша прикидывалась, что не понимает намеков и поила меня чаем. И наши беседы заканчивались тем, что я ей чинил утюг или бежал в гастроном за творогом. До сих пор не понимаю – как так получалось?..
Короче, сшиб я сковороду и понял, что пора уносить ноги. И с позором ретировался.
Выскакиваю на лестничную площадку, а там и не площадка вовсе… Да, забыл сказать: когда я из двери выходил, почувствовал снова как бы переход, только быстрый. Ага. Вываливаюсь, короче, из квартиры и чувствую – пол под ногами вздрагивает. В первую секунду не врубился что к чему, а потом понял – я в поезде! Такой вот прыжок во времени и пространстве. В пространстве точно, а со временем я к тому моменту уже слегка запутался.
И передо мной Вадик… Помнишь, я рассказывал о наркодилере, который мне грибов подогнал? Стоит с пришибленным видом и кефиром в руках, и бутылка, знаешь, еще советского типа, стеклянная.
Вадик от меня шарахнулся, бутылка из рук выскользнула и – ба-бах! – об пол. А он на лужу посмотрел и говорит: «Ох, испугал ты меня! Ну ладно, хорошо, что пришел. Тут тебе передавали, как бы…» Я спрашиваю: «Чего передавали, кто передавал? Если передавали, то давай быстрей пока не испортилось!» Он глаза вытаращил: «Что не испортилось?» – «Уф… Передавай!» – говорю. Вадик сощурился и отвечает: «Ну, как бы четырнадцать тысяч шестьсот десять!»
Я говорю: «Ага! Клево. А чего – четырнадцать тысяч сколько-то-там?». Он напрягся и опять выдает: «Четырнадцать тысяч шестьсот десять!»
(Вот мало мне придурков в реале, дружище, они еще в Параллельном Мире осаждают. Карма, что ли, такая?)
«Ладно, – говорю, – цифру я усвоил. А в чем исчислять-то? В тугриках? В поголовье рогатого скота?» – «Я не знаю, – растерянно отвечает дилер. – Помню только, что должен как бы передать – четырнадцать тысяч… И еще, что как бы недолго осталось… Да, так и сказали: «Недолго осталось»!
Вадик засиял как у кота медный пятак, и я понял, что больше от него ничего не добиться.
Кстати, когда я вышел в реал, рассказал эту историю Ботану (да, Ботан, все точно описал?) Он сел к компьютеру, что-то набарабанил и говорит: «Видишь ли, Виргус, тебя таким образом хотят предупредить…» И умолк. Как был с открытым ртом, так и замер. Я говорю: «Чего завис-то? Объясни, коль просек фишку». Ботан отвечает: «Не уверен, что объяснение пойдет тебе на пользу. Наверно, ты должен дотумкать сам». Я его, конечно, принялся колоть, но Ботан даже меня переупрямить может, если захочет.
А минут через десять, когда я уже отстал, вдруг выдает: «Завязывать тебе нужно с грибами». А я злой на него, бурчу: «Завяжу, конечно, как только все дожую». Он спрашивает: «А много еще осталось?» Ну, я кивнул на тумбочку. Ботан в в пакет заглянул, потом позырил на меня, покачал головой и ушел к себе в комнату. На этом разговор и закончился.
Ну вот, возвращаясь в поезд. Стоим мы с Вадиком в тамбуре, тут дверь открывается и заходит проводница. Увидела лужу кефира и осколки вокруг и давай на нас орать! Ну, я сделал вид что вообще здесь не при делах, а просто шел в туалет как приличный пассажир. И захожу, куда деваться.
Только закрыл за собой защелку, поворачиваюсь – и чуть не описался! Ну, от неожиданности. Я же помню – в толчке никого не было, а пока дверь притворял, за спиной появился этот… псевдо-Ботан!
Я говорю: «Ты откуда-да взя-взя-лвяз?» Так и сказал. Ну, я стараюсь фонетику передать (как правильнее, Ботан, «фонетику» или «силлабику»?). А он: «Тише, Виргус, тише. Пошли со мной» – и тянет, знаешь, куда? Ежели ты в поездах ездил, дружище (а не только на оленях или там собаках), то видел в туалете за унитазом небольшую дверцу. Ты тоже думал, что она для труб и вентилей? Ну, теперь узнай главнейший секрет Министерства путей сообщения: дверь эта ведет в другую реальность!
(Ботан, поставь здесь смайл на всякий случай, ладно? Ну, вроде как я не всерьез говорю.
: )
Хотя какие там шутки, все так и есть).
Вылезли мы кое-как через узкий ход – монстр впереди, я следом, и – оба-на! – новая мизансцена. Мы в мексиканских прериях!
Ну, вообще-то я не знаю – мексиканская ли это прерия была… да и прерия ли? Сам посуди: солнце жарит как ненормальное, под ногами красная потрескавшаяся земля, и до самого горизонта понатыканы кактусы в человеческий рост. Того и гляди в облаке пыли налетят воинственные индейцы с криком «Маракуйя-а-а!». Или наоборот – ковбои в кожаных штанах. С кожаными лицами.
Я говорю: «Э-э, как тебя… псевдо-Ботан! Ты куда меня приволок?» А монстр голову к небу задрал и отвечает, щурясь на солнце: «Виргус, не называй меня так». – «Ну надо же к тебе как-то обращаться, – говорю. – Не звать же тебя «кыс-кыс» или «Лапусик, ко мне!» Хотя я могу, мне по барабану».
Он задумался, а потом говорит: «Называй меня, например…» В этот миг в воздухе мелькнула тень, и на голову монстра сел… я офигел, дружище! На башку ему сел ворон. Огромный, черный, с блестящими фиолетовыми глазами.
«Так, – думаю, – это уже слишком. Может и вправду с грибами пора завязывать?» Потом сморгнул и вижу – нет, показалось. Не ворон это, а шляпа. Широкополая шляпа с фиолетовыми камушками на тулье.
Монстр достал из кармана носовой платок и стал его разворачивать. Разворачивает, разворачивает… пока тот не превратился в большое довольно-таки полотнище. Накинул его на плечи на манер плаща, из складок достал маску – такую, знаешь, с прорезями для глаз – и стал ну вылитый Зорро. Махнул картинно полой плаща и заявляет: «Называй меня – Дьяболо!»
«Ага, – отвечаю я, – а ты меня зови архангелом Гавриилом. Можно по-свойски – Гаврюшей».
Псевдо-Ботан… то есть Дьяболо мои слова мимо ушей пропустил. Вперился в меня своими пустыми глазницами и говорит: «Ты молодец, Виргус, что слово решил сдержать. Мужское обещание – дело святое». Я отвечаю: «Ну так! Это да. Я же того – всегда!» Не знаю, короче, что сказать. А он продолжает: «Именно твердые принципы, амиго, отличают истинного мачо от неудачника» Я говорю: «Базара нет, мучача. Карамба! Истину глаголешь», и тут замечаю кое-что интересное…
Сам не пойму как получилось, что местность я рассмотрел, но не до конца. И когда освоился в обстановке, периферийным зрением почувствовал неладное. Поворачиваюсь… а сзади плотная черная стена. От края до края. (Только не спрашивай, дружище, от края чего, ладно? От края всего).
«Что это?» – спрашиваю. – «А ты подойди поближе». Я иду как зомби к черноте и вижу, что в ней огоньки сверкают. Прикинь?!
Я, конечно, сразу понял что это.
Глаза.
Глаза поблескивают, словно в зрительном зале оперного театра. Сотни, тысячи… не знаю сколько. Не считал я их, дружище, потому что по коже побежали мурашки и добежали до самых корней волос.
«На нас вселенная смотрит, – говорю я шепотом (такое благоговение меня охватило, аж голос сел). – Это же театр мироздания!»
Ты когда-нибудь на сцене стоял, дружище? Прожектора, лучи рампы слепят, а впереди темно – со сцены зрительного зала не видно. Вот и здесь примерно так же. Только не декорации вокруг, а реальная жизнь – небо без единого облачка, кактусы, трещины под ногами…
И тьма с одной стороны. С глазами.
Я думал – сейчас поседею. Словно заглянул в вечность, а вечность в ответ… И вспомнились слова, Ницше, что ли: «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».
Ноги у меня ослабели, я сел на землю и уставился в темноту, взгляда не могу отвести. Как загипнотизированный. Но потом все-таки оторвался, страшно стало – вдруг затянет?!
М-да… Дьяболо фыркнул, затем говорит с усмешкой: «Вселенная… мироздание… Ты начитался
