— Она навсегда исчезла из дворца и потому умерла для них.
— Нилуфар! Ты возвратила меня к жизни. Если бы не ты, волны Инда давно сомкнулись бы над моей головой. Что заставляет тебя рисковать собой?
— Твоя беспомощность. Виллибхиттур слаб, как дитя. Он до сих пор считает нектаром отравленный напиток.
— Не говори так, Нилуфар!
— Нилуфар покинула Манибандха, а Виллибхиттур не в силах оставить Вени. Он жертва своего бессмысленного милосердия, он слаб душой…
Поэт опустил голову. Неужели все это правда?
— Идем! Я устала! — потянула его за руку Нилуфар.
Кругом царил мрак. Виллибхиттур растерянно оглянулся и спросил:
— Куда же мы пойдем?
— Туда, где я смогу отдохнуть.
— Но есть ли такое место, Нилуфар?
— Неужели не найдется на земле места шириной в два локтя? Фараон возводит для себя целую пирамиду, а тебе мое желание кажется чрезмерным?
— Ты египтянка!
— Да, поэт! Я родилась в Египте.
— Вот почему ты так безжалостна. Я верю людям, Нилуфар, а та, которую я полюбил…
— Ты был слеп, поэт, — перебила его Нилуфар.
— Нилуфар!
Она улыбнулась.
— Я всего лишь рабыня. По мне нельзя судить обо всех женщинах Египта. Они целомудренны и ведут безупречный образ жизни. Они не станут, подобно мне, разговаривать с чужим человеком! Но и там я знала женщину, которая наслаждалась любовью с рабом одного аравитянина, совсем еще мальчиком. Она очень любила его. Однажды она послала меня к нему отнести сладости, а я по дороге съела половину, остальное мы разделили с этим юношей и вдоволь натешились любовью…
— Ты, Нилуфар… — вздрогнул поэт.
— Да, да, я! И не вздрагивай, глупый. Ну вот, остановимся здесь. Никто нас не потревожит. А ты, видно, думал, что я знатного происхождения? Как же могла знатная женщина прийти к купцу, не будучи его супругой?
Она легла на землю. Поэт молча опустился рядом. Взошла луна.
— Слушай, Нилуфар! — заговорил поэт. — Ты сказала, что была рабыней?
— Была, есть и останусь ею! А теперь дай мне уснуть. Я очень устала.
У поэта был обиженный вид, и она сказала примирительно:
— Не огорчайся! Когда-нибудь я все расскажу тебе. А сейчас спи. Я смертельно устала. У меня так болит голова.
— Дать тебе снадобья? — спросил поэт.
— Нет.
— Хочешь, я спою для тебя?
— Не надо. Придет хозяин поля и прогонит нас, как воров.
Виллибхиттур подивился ее сметливости. Он закрыл глаза и через минуту уже спал. Нилуфар еще долго ворочалась с боку на бок. Наконец и она заснула, и под отяжелевшими ее веками замелькали сновидения…
…Вот она подходит к высокому обрыву и заглядывает в черную глубь бурной реки. Чьи-то безжалостные руки толкают ее вниз, она падает в зловещую воду. Нилуфар хочется крикнуть, но голос отказывает ей…
…Она бежит по песку пустыни. Быстрее, быстрее. Впереди — вода. Но вода все отдаляется от нее… Вдруг она споткнулась. Что это под ногами? Она наклонилась. Череп!..
…Усталая, сидит она на скале. Скала зыбкая — оседает все ниже и ниже…
Нилуфар застонала во сне.
…Что это за цветок? Это Виллибхиттур! Дует ветер. Все сильнее и сильнее. Он колеблет цветок, хочет сорвать его. Нилуфар, сбросив с плеч фату, заслоняет его от ветра. Фата надувается, словно парус, вырывается из рук. Но нет, ветру не сорвать цветок!
С неба слышится громовой голос. Нилуфар в испуге глядит, как спускается к ней странная птица.
— Кто ты? — спрашивает Нилуфар.
— Мы? Нас зовут Вени.
Нилуфар стало весело.
— Птица! Вени! Улетай, улетай отсюда! Кыш! Какая смешная: говорит о себе «мы».
Птица улетела. Нилуфар радостно смеется и хочет подойти поближе к цветку, чтобы сорвать его. Но путь преграждает змея, она поднимает свой капюшон и шипит!..
Нилуфар открыла глаза. Какой ужасный сон! Все тело в холодном поту. Она чувствовала необычайную слабость. Неужели и наяву ей грозит змея? Неужели Нилуфар не раздавит ее? Кто она? Чем рассердила ее Нилуфар? Почему она хочет ужалить?
В ужасе египтянка придвинулась к Виллибхиттуру. Своей полной грудью она порывисто прижалась к его груди. Потом нежно повернула к себе его голову и в страстном поцелуе приникла к губам поэта.
Он проснулся. Испуганно вскрикнул:
— Нилуфар!
Она бесстыдно засмеялась. Посмотрела на луну. Потом на поэта, который снова погрузился в сон. Вздохнула и снова улеглась. Спать, спать! Нужно спать…
Луна клонилась к закату.
Глава шестнадцатая
Великий город утратил прежнее спокойствие. После падения Киката, Пании и других северных стран толпы беженцев устремились к Мохенджо-Даро. Все больше и больше становилось здесь нищих. Голодными толпами бродили они по улицам. Жителей пугали их грязные, рваные одежды, искаженные от голода лица, изможденные тела. Немало среди них было таких, под чьим жалким обликом угадывались былая знатность и богатство. Еще вчера они были счастливы. А сейчас? Глядя на этих обездоленных людей, горожане содрогались от страха за свое будущее.
На улицах и рынках шли невеселые толки. Говорили, что купцы терпят огромные убытки. Издавна налаженная торговля с соседними странами прекратилась. Куда теперь направлять караваны с товарами? Арии ведь совсем дикие. А как торговать с дикарями?
Но простой народ думал о другом: как разбить орды белокожих дикарей. Горожане и помыслить не могли о том, что возможны какие-либо отношения с этими нечестивцами. Честные люди должны иметь дело лишь с честными. Можно ли доверять тем, кто ведет себя дерзко и нагло?!
Некоторые горожане посмеивались: арии — дикари, их ли бояться великому городу! Но большинство с ужасом думало о возможном нападении. Зловещие предчувствия томили душу. Сколько веков жизнь великого города шла размеренно и мирно, и вот теперь всему может наступить конец. Неужели древней стране грозит гибель? Мохенджо-Даро знаменит своими богатствами, но воинской славой похвалиться не может. Великий город давно стал центром торговли и развлечений, и разговоры о войне здесь считались недостойными.
