кошачьим шагом — к двери, успокаивая дыхание; оба ТТ уже в руках, курки — на боевой взвод. Приник к глазку. Вот он!
Замок предательски щелкнул; уже пробежавший было мимо Старший рывком обернулся, вскидывая автомат — но Крыс уже был на площадке, смещаясь вправо, на лестницу, ведущую вверх, одновременно поднимая пистолеты на уровень глаз и вдавливая спусковые крючки. Два с половиной, максимум — три метра, это ведь почти в упор. Короткая очередь резанула в дверь — сбоку — над головой, — и две пули из ТТ, практически одновременно. Мимо. Уходя вниз от поворачивающегося к нему дула автомата Крыс, жутко оскалившись, сцепив, как учил Толик в стрельбе «по-македонски», кисти рук с ТТ-шниками большими пальцами, чтобы оба ствола были четко параллельны, непрерывно стрелял двойками из обоих пистолетов, одновременно смещаясь в сторону и внося коррективы после каждой серии. Резанула еще одна очередь из автомата Старшего — он тоже уклонялся от пуль Крыса и стрелял второпях, неточно, — выше, над головой. Он опустил ствол и указательный палец уже давил на спуск, чтобы очередью во весь остаток магазина перерезать, перечеркнуть наконец этого верткого шустрого гада, когда две пули ТТ почти одновременно ударили его в забрало шлема. Не пробили, оставив два отчетливых белых пятна в карбоновом стекле, но голова его резко дернулась назад, очередь резанула в потолок. Ноги Старшего подкосились, и он рухнул на пол. Крыс, целясь ему в грудь, вновь выстрелил из обоих пистолетов, дважды — и оба ТТ встали на затворные задержки, бесстыдно оголив блестящие стволы. Но Старший был убит до этого — пули, попавшие в шлем, не пробили защитное стекло, но чудовищным ударом сломали ему шейные позвонки.
Судьба вновь посмеялась в этот день — он только что сломал шею Джамшуту, и вот — лежал сам со сломанными шейными позвонками.
Крыс нажал на кнопки освобождения магазинов — и они выпали из рукояток. Перебросил пистолет из правой руки в левую, зажав в ней оба ТТ, правой зашарил в кармане, доставая полные магазины, не сводя взгляда с с площадки выше этажом, — там появились два силуэта, против света. Он уже готов был юркнуть спиной вперед обратно в приоткрытую дверь, когда узнал их — Люда и Оля. Бледные, дрожащие, они сжимали в руках оружие: Оля автомат Миши, Люда — помповый дробовик Володи.
Они только что прошли мимо трупов, заваливших площадку и лестницу восьмого этажа, и были явно «не в себе».
— Вы-то что приперлись? — немного задыхаясь еще, но уже вполне недоуменно спросил Крыс, быстро перезаряжая пистолеты. Щелкнули затворные задержки, затворы загнали в стволы по патрону.
— Сере-е-е-ежа-а!!! Живо-о-ой!! — они ломанулись к нему по лестнице, забыв про оружие.
Он неловко попятился от них спиной назад в квартиру, но не успел — они повисли у него на шее, рыдая, заливаясь слезами, всхлипывая, сморкаясь…
— Эт-та… Вы… Отстаньте, а!.. Ч-ч-черт! Оля, Люда! У вас же оружие в руках, вы че делаете?? — он ожесточенно, но по возможности мягко отдирался от их объятий, локтями отталкивая плачущих женщин — в обеих руках он держал взведенные пистолеты, не забывая следить и за их оружием — не хватало еще случайно словить самострел от чокнувшихся баб… — Нету там больше, выше… этих?
— Нету!.. Нету! — наперебой заговорили они, — Мы вот за этим шли, а сначала он к нам шел… Мы думали — все… Убъют… Стрелял в нас!.. А Володя — контужен. Без сознания. А Миша — ранен, весь в крови. Но живые оба! Сере-е-е-ежа-а-а!! Неужели — все?? Неужели — отбились??
Они буквально захлебывались слезами.
— Да ну вас!!.. Отстали, я чо сказал! — по возможности строго рявкнул Крыс, но голос его предательски дрогнул,
— Не все еще! БМПэшка во дворе. Там еще могут быть. Не все еще, поняли?!
Отрезвив таким образом женщин от нахлынувших эмоций, и, наконец, освободившись от объятий, скомандовал:
— Вот, стойте здесь. Не, давайте на площадку ниже. Держитесь напротив входной двери. Как кто появится — стреляйте; необязательно прицельно — чтоб отпугнуть. Я услышу. Гранату кинут — прячьтесь в квартиры, там сейчас все нараспашку.
— А ты?… Сережа… Ты совсем плохо выглядишь… У тебя жар?
— А я на этажи, посмотрю, что можно сделать с БМПэшкой. И это… Да, пленный же там! Ч-черт!
Перепрыгивая через ступеньки, он вновь побежал на восьмой этаж.
Он опасался, что пленный пришел в себя, и опять «будут проблемы», — но тот лежал все так же, закрыв глаза, с кровоточащей ссадиной от приклада на лбу. «Это хорошо-о-о, это хорошо…» — приговаривая так, он живо перевернул тело пленного лицом вниз и связал ему руки за спиной куском капроновой веревки, нашедшейся в набедренном кармане штанов — как и отец, Крыс становился запасливым… Так, теперь глянуть, где БМП. Чтобы выглянуть во двор, он поднялся на пол этажа. Во дворе машины не было! Где же она?…
Побежал вниз, в квартиру, чтобы посмотреть на проспект, — попутно оценил зрелище, открывающееся с верхней площадки перед квартирами: трупы, кровь, брызги, щербины на стенах, гильзы, пленный ничком… Зрелище!
Вбежал в квартиру, тут же закашлялся, — все было в дыму, квартира внизу уверенно себе горела, и не думая тухнуть. Пробрался к окну, осторожно выглянул — а, вот она. Стоит напротив, метрах в десяти от Башни, задрав стволы пушки и пулемета, все люки задраены.
О, блин… Чо же у нас нету гранатомета… Или, хотя бы приличной гранаты… Как там, батя как-то упоминал — во время Большой Войны связывали гранаты?… Как это? — он достал из карманов разгрузки два зеленых яйца РГД-5 и с недоумением посмотрел на них… Непонятно, как это вообще возможно связать, — может, их в сетку упаковывали? Или — в полиэтиленовый пакет?…
Пригибаясь и кашляя, выбрался на площадку. Да, впрочем, есть же этот — коктейль Молотова… Непонятно, что за название, но везде так и называется, и в истории с бомжами хорошо себя показал. Крыс уже хотел бежать вниз, на этаж, где стояли банки и канистры с горючим, когда обратил внимание на то, что от бесчувственного тела пленного исходит негромкое жужжание. Об-ба, так это похоже на зуммер! Он обыскал его карманы, ворочая как мерзлую коровью тушу, и нашел рацию — О, «Моторола», многодиапазонная, не как у нас уежище… А ну-ка…
СБЫЧА МЕЧТ
Наконец проход в квартиру соседнего подъезда был пробит. Еще несколько ударов ломом, и в образовавшуюся дыру в стене можно было без труда пролезть, даже не зацепившись за торчащие из-под обрывков обоев обломки кирпичей. Олег, седой крепкий мужчина на вид лет сорока пяти, ломом пооббивал края дыры. Стоявший рядом Сергей, худощавый подвижный, как на шарнирах подросток, протолкнул в дыру лопату, пролез туда, и, пока отец отдыхал, развалясь на запорошенном пылью диване, зашуршал там, за стеной, сгребая лопатой в сторону обломки кирпича и штукатурки.
Вскоре в дыре появилась его физиономия. Он вдруг стал задумчив:
— Пап… А пап… Что-то мне в голову пришло… Ты говорил тогда про это вот, ну, как его — что если хотеть долго и упорно; или даже не «хотеть», но об этом думать, — то «оно» реализуется. Ну, желание. Само, типа.
— Ну и?… — у Олега от усталости не было никакого желания поддерживать беседу, он уже вяло думал, что делать дальше: надо бы… Нет, втроем мы тут прокопаемся долго… Надо это как-то механизировать… Или людей «нанять»?…
Но тема Сергея занимала:
— Десант, я коробочка; десант, я коробочка, ответьте, ответьте, прием… — забубнила рация, когда он повернул регулятор громкости.
Ага…
Он рывком перевернул пленного опять на спину, и у самого от этого рывка вдруг поплыло в глазах — и тут же узнал его: «еврей, цыган, или лошадиный барышник в прошлой жизни», как обозвал его батя; он же — посредник на переговорах по обмену-продаже Кольки и Иванова. Ах он падла! — не сдержавшись,
