поэтому их доктрина решала основополагающие проблемы. Современная наука утверждает, что главное во всех властных системах — это трансляция власти, как власть передается от одного лица к другому. В монархической системе — это один способ передачи, в демократической — это выборы.
Но именно потому, что марксисты полагали, что государство отомрет со временем и довольно в обозримом будущем, они не продумали, как будет переходить власть от одного умирающего, скажем, генсека к другому. И поэтому каждая смерть генсека или его смещение — это маленькая гражданская война, это схватка, как говорил Черчилль, бульдогов под ковром. Это такая политическая борьба в стране, где нет настоящей политической борьбы. Это борьба людей за власть, за выживание, потому что они боролись… Тот, кто победит, обеспечивал бы себе жизнь. Вся предыдущая сталинская история была такова. Но самое главное, я повторяю свой тезис, чтобы не растекаться по древу, именно потому, что в стране не была продумана тема трансляции власти, она не была юридизирована, она не была легальна. Всем известно, началось безостановочное самопоедание элит.
Млечин: Юлия, Ваше мнение?
Кантор: Если говорить о ситуации сразу послевоенного времени и в частности о трагической судьбе маршала Жукова, то соглашусь м тезисом, прозвучавшего с экрана о том, что история 37-го года, связанная с Тухачевским, повторилась. Напомню, что под началом Тухачевского Жуков воевал в начале гражданской войны. В этом тоже есть своя преемственность.
Но в 46-м году Сталин не мог себе позволить ставить к стенке, скажу грубо, выдающихся военачальников во главе с Жуковым. При этом авторитет Жукова был несравним, наверное, ни с каким другим. Он был действительно народным маршалом Победы, при всей жестокости и при всей неоднозначности, может быть. Он был олицетворением Победы.
Но в 45–46 гг. Сталин на это решиться не мог. Опасность же людей с мировоззрением Сталина в том, что люди имеющие авторитет, популярность, тем более военную популярность, победоносную популярность, опасную для его монопольного, тоталитарного пребывания у власти, была для Сталина очевидной.
Во-вторых, в системе советской, где вокруг Сталина группировались люди системные. Системная посредственность, так называемая. Есть такой термин и в социологии, и в психологии. Сталину нужна была только системная посредственность. Так вот, позднее началась борьба с популярными личностями любого уровня.
Конечно, первым в этом отношении был Ленинград.
Млечин: В Питере, откуда Вы приехали, были уничтожены люди, оборонявшие город.
Кантор: В буквальном смысле оборонявшие город, практически все, кроме товарища Жданова, который благополучно переехал в Москву. Но не надо сужать ситуацию. «Ленинградское дело» положило начало целой серии политических процессов регионального и столичного уровня, потому что очень многие опытные и успешные руководители из Ленинграда были командированы сразу в послевоенное время в различные регионы нашей страны.
Млечин: Я видел такую цифру, что выращено было более 1000 партийных работников в Питере и около 800 было по всей стране.
Кантор: Конечно. Естественно, по традиции за связи с врагами народа пострадали многоступенчато и многослойно поколения (уже не одно) тех руководителей, которые пришли в руководство партийно-государственное в 40-е годы.
Млечин: В этот раз врагами народа оказались защитники родины и крупные партийные работники, выращенные самим Сталиным.
Кантор: Бесспорно и не впервой.
Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы оппонирующей стороне.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, а что такого особенного в механизме трансляции в любой авторитарной системе? А на тот период авторитарных систем было больше, чем демократических.
В авторитарных системах консенсус кланов всегда решает вопрос о том, кто будет следующим лидером. Оформляется это решением правящей партии. Механизм прописан. Причем тут марксизм? Это делается во всех системах, индонезийских, гаитянских, любых. Подчеркиваю, что если посмотреть на карту мира в то время, то авторитарных режимов больше, чем демократических.
Пивоваров: Можно мне ответить?
Кургинян: Конечно.
Пивоваров: Я не думаю, что советский режим был авторитарным. Он не был авторитарным. Мы можем поспорить. Я считаю, что он не был авторитарным.
Кургинян: В конце? В конце жизни Сталина?
Пивоваров: Безусловно и даже в конце своего существования советский режим авторитарным, с точки зрения науки, как наука описывает авторитарные режимы, он не был. Это первое.
Второе. Практически во всех странах мира прописано, как один человек сменяет другого. И в нацистской Германии, а я когда-то специализировался по Германии, тоже было прописано. Веймарская конституция действовала, как должен меняться лидер. Другое дело, в Германии он сменился с тем, что Германия потерпела поражение.
СССР был первой политической страной, которая отказалась от целых основополагающих, таких фундаментальных вещей для политики и действий её во времени. Конституция 24-го года впервые разрубила соотношение государства и территории. Нас не хотели признавать поэтому, потому что Советский Союз не ограничил свою территорию никакими территориальными рамками. Претендовал на захват всего мира. Это есть в конституции 24-го года.
Не было закона. Что значит закон? В Российской империи он существовал, закон Павла I 1797-го года, закон о престолонаследии. Кто сменяет царя и в каком порядке.
В демократических странах — это выборы. В Америке так, во Франции так, в Российской Федерации сегодня вот так. В российской конституции, советской конституции ни 36-го, ни 24-го, ни 18-го, ни 77-го об этом речи не шло.
Кургинян: Я хочу понять искренне. Есть правящая партия, есть пленумы, съезды, выборы генсека. Почему это не механизм?
Пивоваров: Вопрос заключается в том, что в 51, 52 и 53 году действовала конституция 36-го года, где коммунистической партии была указана лишь одна фраза в 9-й главе, что она является руководящей силой общества. 6-я статья конституции появится позже, в 77-м году, при Брежневе.
Т.е. даже с точки зрения советской конституции 36-го года КПСС не обладала политической властью легитимно. Это была нелегитимная политическая партия. Как, кстати, никогда не было закона о КПСС, о КГБ. А о других организациях были. Например, о ДОСААФ, обществе филателистов, Героях Советского Союза. Здесь не было. Это была внелегитимное, внезаконное правление.
И причина всей политической грызни, основа политической грызни — это безграничное, беззаконное поле, где одна стая могла клевать другую.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, а всё-таки мы же все понимаем, что выборная процедура в партии определяла смену власти.
Пивоваров: Это было нелегитимно. До выборов дело не доходило, как Вы знаете.
Кургинян: Как не доходило?
Пивоваров: После смерти Ленина как всё происходило?
Кургинян: Происходило через партийную дискуссию.
Пивоваров: Как? Через какую партийную дискуссию? Через уничтожение одной группировки другой?
Кургинян: Группировки боролись, оформлялось это как партийная дискуссия, дискуссия о социализме.
