приблизились друг к другу, столкнулись и свалились со своих осликов. Оказавшись на земле, они продолжали толкаться, пинаться и пихаться, но драка была недолгой, так как, очутившись под балконом, где находились король с инфантой, оба пали на колени и Лопе заговорил с тем изяществом, что было ему присуще. Он произнес панегирик в честь короля Филиппа III и всего королевства. Сия речь, приносимая в дар и сочиненная по заказу, была продумана и составлена в соответствии с давно установленными правилами, но тем не менее проникнута вдохновением, которое и превратило ее в пылкую эпиталаму в честь будущих новобрачных, а эпилогом ее стал прекрасный романс, вызвавший всеобщий восторг, ведь Лопе владел этой поэтической формой в совершенстве.
Король выказал свое удовлетворение и благосклонно принял сию хвалу в поэтической форме, очаровавшую не только его, но и всю его свиту, которая тоже выказывала свой восторг. В особенности Лопе был тронут тем, как выказал свое удовлетворение маркиз Саррия. Лопе воспользовался всеобщим ликованием, порожденным его речью, и вновь взгромоздился на своего смешного «скакуна», чтобы вскоре вновь появиться на площади, но теперь уже вполне достойно, во главе праздничного кортежа молодых дворян, заполнивших дворцовую площадь. Эти благородные сеньоры, разодетые в парчу и бархат, расшитые золотом и серебром, принялись демонстрировать чудеса отваги и ловкости, выделывая на лошадях самые сложные фигуры и движения, самые сложные прыжки; эти чудеса и завершили празднества, предшествовавшие брачным церемониям. Сей достопамятный день для Лопе закончился тем, что он получил от маркиза Саррия восторженные комплименты за его столь удачные выдумки.
Но вот в порт вошли прибывшие из Италии корабли, доставившие драгоценный груз — Маргариту Австрийскую и эрцгерцога Альберта. Они принесли радостную весть о том, что официально бракосочетание двух пар уже состоялось и союзы были заключены по доверенности в Ферраре, причем службу совершил сам папа римский Климент VIII. Сейчас же, 18 апреля 1599 года, двойное бракосочетание должно было состояться в кафедральном соборе Валенсии, куда прибывали высокородные гости, следуя друг за другом в соответствии со строгой иерархией, сей многочисленный кортеж выглядел чрезвычайно торжественно, пышно, роскошно и помпезно. Среди приглашенных, разумеется, все узнавали герцога и герцогиню Лерма, старого герцога Инфантадо с белой бородой, а также и маркиза Саррия, чье одеяние отличалось особой элегантностью. Маркиза сопровождали члены его семейства и приближенные, рядом с ним держался и Лопе де Вега. Король, всегда одевавшийся довольно просто, на сей раз надел одежды из золотой парчи, поражавшей воображение разнообразными оттенками этого драгоценного металла: от огненного до бледно-желтого. Он встретил ту, что уже была королевой, перед Вратами Апостолов, и они вместе двинулись к главному алтарю, а за ними последовали инфанта Изабелла Клара Эухения и эрцгерцог Альберт. Обе пары поднялись на пышно убранное возвышение, где и состоялась церемония бракосочетания.
Когда новобрачные вышли из Сеу (таково местное название кафедрального собора), то увидели огромную ликующую толпу. Повсюду раздавались вопли восторга, изумления и восхищения. Кортеж тронулся в путь, и зеваки имели возможность вдоволь насладиться редкостным зрелищем. Король и королева ехали в особой карете, изображавшей триумфальную колесницу, открытой со всех сторон, чтобы народ мог их видеть. Улицы были устланы коврами, ковры, гобелены и роскошные ткани свешивались из окон и с балконов. Повсюду возвели триумфальные арки, и самой необычной, самой замечательной была та, что возвышалась на Пласа-дель-Меркадо, то есть на Рыночной площади. Высотой она была более чем сто футов, и четыре мощные колонны коринфского ордера поддерживали три круглых свода. Украшали ее аллегорические барельефы, а с богато украшенных карнизов ниспадали флаги с гербами города и ленты с приветственными надписями. На широком фризе золотыми буквами было на латыни написано посвящение новой королеве, гласившее: «Маргарите Австрийской, дражайшей супруге могущественнейшего короля испанцев». Арка была увенчана изображением земного шара, который поддерживали две гигантские руки, а внизу шла лента с начертанным девизом: «Он мог бы сделать больше, если бы было что делать». Весь день продолжались роскошные празднества, и народ считал вполне справедливым то, что самой мощной державе Европы были дарованы самые сказочно прекрасные увеселения. Народ веселился, народ плясал. Когда на город опустилась ночь, во всех окнах зажглись факелы и свечи из белого воска, так что улицы были столь приятным образом освещены, что с одного конца улицы можно было видеть, что делалось на другом. Король танцевал со своей сестрой гальярду и павану, а эрцгерцог Альберт испросил у него разрешение танцевать с королевой. Были даны и театральные представления; знаменитый актер Вильяльба блистал в пьесе Лопе де Вега под названием «Бракосочетание души и божественной любви». Представление этой пьесы было своеобразным способом лишний раз напомнить о божественном происхождении королевской власти и еще раз подтвердить право людей театра принимать участие в прославлении величия испанской монархии. Затем вся Валенсия превратилась в место всеобщего ликования, где горели костры, где повсюду были цветы, где кареты то и дело застревали на узких улочках и не могли разъехаться, где повсюду раздавались веселые возгласы и сновали люди с зажженными факелами.
После двух недель бесконечных торжеств, в ходе коих слава Лопе увеличилась многократно, две королевские четы стали подумывать об отъезде. 4 мая 1599 года с пляжа Грао жители Валенсии могли созерцать украшенный флагами и штандартами корабль короля, который готовился покинуть порт и взять курс на Барселону; сопровождать королевское судно должны были двадцать галер. Все так и произошло. Именно из Барселоны в июле король с королевой отправились в Мадрид, а инфанта с эрцгерцогом — в свои владения во Фландрии.
Последовали ли за монархом в Барселону маркиз Саррия и его удалой секретарь? Ни один архивный документ не позволяет пока ответить на этот вопрос, хотя если уж очень хочется, то мы можем довериться, так сказать, «косвенному свидетельству», то есть тексту одного из произведений Лопе. Действительно, второе крупное произведение, написанное в жанре романа в гуще этих празднеств и торжеств придворной жизни, наложивших на него отпечаток, создает ощущение, что этот город каким-то образом присутствовал в жизни автора, пусть даже и эпизодически. Роман под названием «Странник в своем отечестве» начинается с описания «белого песка знаменитого пляжа Барселоны», куда героя выбросили морские волны. Барселона представляет для протагониста, для «любителя странствий» и «паломничеств по местам, связанным с именем Девы Марии», чрезвычайно важный пункт, ведь оттуда он сможет добраться до так называемого «святилища Монсеррат», до часовни, посвященной «Моренете», этой Черной Богородице, найденной пастухами в одной из пещер в горах Каталонии.
Но встретимся мы с Лопе де Вега вновь в другой часовне, и его присутствие на сей раз удостоверено документами, правдивость и истинность которых неоспоримы. Эти документы переносят нас в Мадрид, где мы оказываемся днем 26 июля 1599 года, когда лучи жаркого солнца рождали блики на воде, наполнявшей купель в баптистерии часовни церкви Сан-Хинес. Вокруг купели стояли люди и радостно переговаривались, глядя на младенца, только что окрещенного доном Херонимо Кампосом, приходским священником. Двух свидетелей таинства крещения, Маркоса Эстебана и Габриэля Руиса, сопровождала веселая толпа, в которой выделялся человек, буквально не сводивший глаз с ребенка. Этим человеком был Лопе де Вега, отец малютки Хасинты, ставшей плодом совершенно законного супружеского союза. Это краткое описание знаменательного события служит для нас доказательством, что еще один эпизод обогатил и без того богатую чувственную жизнь Лопе. Находясь на службе у маркиза Саррия, Лопе стал объектом (и довольно сговорчивым, надо признать) некоего любовного заговора и легко и быстро «сдался».
Итак, мы видим, что в жизни человека, обладающего богатым воображением и огромными творческими способностями, процесс обдумывания своего настоящего и будущего неизменно превращается в процесс возврата к прежним схемам, к прошлому опыту. Итак, Лопе вновь стал секретарем, правда, у нового патрона, и вот вам новый брак: на смену герцогу Альбе пришел маркиз Саррия, на смену Изабелле де Урбина — Хуана де Гуардо. Надо признать, что нет ничего удивительного в том, что известный сочинитель, не обладающий большим личным состоянием, ищет покровительства и финансовой помощи у знатного вельможи, точно так же как нет ничего удивительного в том, что известный ловелас и соблазнитель, легко поддающийся женским чарам, пытается найти в браке некий способ «совершить отвлекающий маневр», ищет своеобразного избавления, искупления грехов перед самим собой и перед обществом.
Следует заметить, что в данном случае если в выборе нового мецената можно было усмотреть некое повышение положения в обществе, то с браком дело обстояло совсем иначе. Этот новый супружеский союз был неким падением с высоты, потому что опустил Лопе в среду буржуа, а соответственно, означал отказ от
