охвачены лихорадкой коллекционирования, но вот чего никто тогда еще не додумался коллекционировать, так это рукописи, лично написанные авторами, письма известных людей и их личные записи и дневники. Вот именно эта мысль и посетила герцога Сесса, и он принялся собирать личные бумаги многих писателей, но в особенности его интересовало все, написанное Лопе де Вега. Именно его страсти к коллекционированию мы и обязаны тем, что сохранилась драгоценная коллекция писем драматурга.
Итак, герцог собирал все, что было написано рукой великого Лопе. Видя, какое влияние оказывает на Лопе Амарилис, он догадался, что из-под его пера выходило много любовных писем и записок, адресатом которых была она. Он задумал завладеть ими и не оставлял своих усилий до тех пор, пока не добился своего.
Представим себе, в каком затруднительном положении оказался Лопе, когда его хозяин и покровитель обратился к нему с настоятельной просьбой попросить Амарилис вернуть любовные письма, что ей писал Лопе. Лопе сначала уклонился от ответа, потом тянул время сколько мог, затем стал уверять своего господина, что письма эти не представляют особого интереса, ибо в них затрагиваются только личные, интимные отношения, а потому предназначены лишь для двоих — для отправителя и той, кому они адресованы. Но герцог не отступал, и в конце концов Лопе был вынужден выполнить его просьбу. Амарилис эта просьба встревожила, опечалила и потрясла, она была в ужасе от того, что ей придется пойти на такую жертву: расстаться с письмами Лопе. Она отказывалась, плакала, Лопе ее умолял и был вынужден решиться на то, чтобы самолично похитить у возлюбленной свои письма и записки. Но герцогу и этого было мало: он требовал все новых и новых писем ежедневно. Он был ненасытен!
Поистине, немногие любовники испытали на себе подобные требования и были вынуждены их удовлетворить из простого долга подчинения господину. Поставленный в безвыходное положение, Лопе подчинился своему господину и даже сопроводил свои драгоценные дары следующими строками: «Читайте же, Ваша Светлость, эти мысли, записанные мной, пусть это и неприличные мысли, но по крайней мере озаренные любовью, и для меня большая честь, что после той, для кого они были записаны, их будет хранить могущественный властитель».
Шли дни, герцог все более и более входил во вкус, и письма, которыми Амарилис так дорожила, постепенно перекочевывали из потайных ящичков ее секретера в кабинет герцога. Ибо герцог, недовольный тем, что приходится так одолевать своими просьбами Лопе, обращался с соответствующими просьбами ко всем, кто был близок к Амарилис и Лопе, без всякой щепетильности превращая их в соучастников, пособников его страсти к коллекционированию. Его сообщницами стали не только мать и сестра Амарилис, но и дочери Лопе — Марсела и Фелисиана, принужденные обманывать женщину, желавшую им только добра, и вмешиваться в ее личную жизнь. Хотя эти юные охотницы за чужими секретами и были щедро вознаграждены герцогом, но они с трудом переносили необходимость нарушать тайну отца и обманывать доверие ласковой и заботливой приятельницы, к которой они питали почтение.
Неблагодарное то было занятие. Правда, сегодня мы могли бы только поздравить себя с тем, что герцогу пришла в голову такая мысль, но его драгоценная коллекция и по сию пору остается ненайденной. Она была бы самым интересным и самым прекрасным образцом искусства любить, представленным в эпистолярной форме, какой нам когда-либо доводилось читать. Еще жива надежда на то, что однажды кому-нибудь удастся отыскать это сокровище. Все, что может быть сделано в этом направлении, в любом случае представляется гораздо более полезным, чем бесконечные домыслы, целью которых является выяснение природы распутства герцога Сесса и его возможной склонности к извращениям. Было ли патологией страстное желание герцога собрать и сохранить все, что выходило из-под пера одного из самых великих писателей? Сомнения могут оставаться сомнениями, но, по крайней мере, будем милостивы к герцогу и признаем, что он сумел по достоинству оценить эпистолярное наследие Лопе. Добавим к этому еще и то, что он приложил большие усилия, проявил ревностное усердие и преодолел множество трудностей, чтобы объединить рукописи, первые издания и даже копии литературных произведений Лопе, ибо тот избавился от большей их части, проявив полнейшее легкомыслие. Тексты его комедий принадлежали директорам театральных трупп, заплатившим за них, а иногда и актерам, исполнявшим главные роли, и на протяжении долгого времени Лопе им их отдавал, даже не позаботившись о том, чтобы снять с них копии. «Ваша Светлость, Вы сетуете на то, что так и не смогли получить рукопись „Дурочки“. Пьеса принадлежит Херонимо де Бургосу, а я сам издал ее по копии, которая находится у Ортиса, я ее у него попрошу сегодня же», — пишет Лопе герцогу. Под нажимом герцога, требовавшего передать ему рукописи его произведений, Лопе не без изумления обнаружил, как мало он заботился о сохранности оригиналов рукописей и первых изданий. Тогда он предпринял некие усилия, и рассказ о проявленных им доблестях превратил его в героя описанных приключений; разумеется, рассказ о том, как Лопе старался найти собственные рукописи, был призван на время успокоить его господина, дабы тот не проявлял уж слишком большое нетерпение. Среди друзей Лопе, любезно согласившихся ему помочь, некоторые отправились в путь, другие принялись делать копии по просьбе герцога; одно время Лопе помогал и Роке Эрнандес, муж Амарилис, а также один преданный Лопе монах, с образцовой точностью копировавший «полиморфные» сцены его пьес. Неустанные поиски, терпеливое изучение текстов — вот к чему привела герцога его счастливая мания, превратившая его в первого библиофила, особое внимание уделившего творчеству Лопе. Собирая одно за другим произведения Феникса, он повелел их переплести и пронумеровать уже переплетенные тома, причем некоторые из них дожили до наших дней. Такие известные издатели, как, например, Мигель де Силес, признавали, сколь значимую роль сыграл герцог в судьбе наследия Лопе, ибо в 1617 году он сопроводил присланный герцогу том пьес Лопе следующим комментарием: «Я хотел положить к вашим ногам седьмую часть комедий великого Лопе де Вега. Я умоляю вас принять этот том, так как вы, таким образом, оградите их и спасете от кораблекрушения, в коем погибают произведения почти всех других авторов». Известно, что Лопе приходилось брать у герцога «взаймы» подаренные тому рукописи, чтобы издать свои произведения.
На фоне таких забот и хлопот, которые определяли образ жизни Лопе, произошло одно событие чрезвычайной важности, о котором нам стало известно из одного из писем герцогу: Лопе вскоре вновь должен был стать отцом. Если уж строго придерживаться фактов, в письме говорилось о том, что Амарилис на сносях и готовится родить первого своего ребенка. Следует заметить, что за тринадцать лет брака ее муж не сумел подарить ей дитя. Казалось, все радовались скорому появлению младенца на свет божий, начиная с мужа, отважно объявлявшего, что он готов признать свое отцовство. Лопе был встревожен, так как у Амарилис случались внезапные приступы слабости и болей, доводившие ее до потери сознания. Роды были трудными и какое-то время здоровье и сама жизнь молодой матери внушали опасения. Муж был вдали от Мадрида, так как его задерживали дела, и за Амарилис ухаживал Лопе, хлопотавший день и ночь, он даже просил у герцога извинения за то, что запустил его дела. Но после недельных страданий наступило улучшение, и в письме, датированном 17 августа, Лопе пишет: «Наконец-то она разрешилась от бремени, опасность миновала, и младенец сосет грудь матери весьма усердно».
На смену тревогам пришли радость и веселье, так как тотчас же приступили к приготовлениям церемонии крестин. Все полагали, что для этого ребенка все должно быть самое лучшее. Крестным отцом, как полагали, должен был стать герцог, но, правда, он отправил на крестины своего старшего сына, дона Антонио де Кордова-и-Рохаса, графа Кабра, который, ко всеобщему удовольствию, с блеском исполнил свою роль, неся завернутую в шелка и кружева крестницу к купели вместе с Клементе Сесилией де Пинья, дочерью лучшего друга Лопе, нотариуса Хуана де Пиньи. Девочку нарекли Антония Клара, первое имя ей было дано в честь крестного отца, а второе — в честь святой Клары, ибо она родилась в день этой святой. Церемония крестин состоялась две недели спустя после дня рождения малышки в прекрасной церкви Сан- Себастьян, празднично украшенной ради такого случая, и можно было подумать, будто крестят принцессу. Молодой крестный отец подарил своей крестнице бриллиантовую брошь, и этот дар оказал честь как дочери, так и матери. В свидетельстве о крещении, сохранившемся в архивах прихода, в качестве родителей девочки записаны Марта де Неварес и Роке Эрнандес. Однако когда Антония Клара, тридцать лет спустя после смерти Лопе, станет диктовать завещание, она объявит себя дочерью Лопе де Вега Карпьо, а его — «своим законным отцом». Таким образом она отдала честь истине и силе отцовской любви.
Маленькая Антония Клара доставляла всем только радость, а Лопе чувствовал себя рядом с ней помолодевшим и возрожденным. Буквально искрящийся от радости, он организует особую мессу, во время которой читает молитвы о благословении после родов. Герцог предоставил ради такого случая свою карету,
