Грузинская, дом № 28) была вызвана «Скорая помощь».
Начало ноября было для Высоцкого не самым приятным временем. Вернувшись с концертных гастролей 2 ноября в плохой физической форме, он уже на следующий день играл в театре «Гамлета». А. Демидова о том дне оставила в своем дневнике весьма лаконичную запись: «Вечером «Гамлет». Высоцкий играет «напролом», не глядя ни на кого. Очень агрессивен».
Тем временем до премьеры «Вишневого сада» остается всего 26 дней. В те же ноябрьские дни Высоцкий продолжает съемки в фильме Александра Митты «Сказ о том, как царь Петр арапа женил»: Высоцкому в этом фильме досталась одна из центральных ролей — роль прадеда А.С. Пушкина арапа Ганнибала. Съемки идут с трудом, Высоцкий и Митта не понимают друг друга. Золотухин об этом писал: «Митта с Вовкой не могут работать, идет ругань и взаимо-раздраженность. Я не могу быть союзником ни того ни другого».
В конце концов приятельские отношения между В. Высоцким и А. Миттой вконец испортились. Раньше, бывало, В. Высоцкий отмечал свои дни рождения в доме у А. Митты, теперь же в их отношениях наступил холод. После смерти В. Высоцкого А. Митта сокрушался, почему это, снимаясь в посредственном фильме С. Говорухина «Вертикаль», В. Высоцкий не испортил отношений с ним, а даже наоборот, укрепил их, а вот с ним, Миттой, после «Сказа...» Высоцкий близкие отношения почти прервал.
Позднее, когда фильм уже вышел на экраны страны, критик И. Рубанова писала: «Владимир Высоцкий в роли
по лезвию бритвы
Ибрагима играл преданность великому обновителю русской жизни, но и независимость характера, свободу суждений, нежелание подчинять свою частную жизнь государственным интересам. Он был поэтом и мыслителем и в свои отношения с царем внес призвук темы бедного Евгения из другого петровского сочинения Пушкина — поэмы «Медный всадник».
Многое из задуманного актером в роли Ибрагима по разным причинам не вылилось в крупный результат. Самой же горькой потерей был отказ режиссера от двух превосходных песен-комментариев к фильму — «Песни о петровской Руси (Купола)» и «Как во смутной волости».
Надо отметить тот факт, что участие в съемках фильма о петровской Руси, несомненно, послужило Владимиру Высоцкому большим толчком к его дальнейшим серьезным мыслям о том, что же происходит с его страной:
Грязью чавкая, жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена, —
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.
Наблюдая за тем, куда влекут страну престарелые мастодонты из Политбюро, Высоцкий приходит к мысли о том, что стране необходим современный Петр, человек, который способен вздыбить «сонную державу» и вернуть ее к полноценной жизни. Подобные настроения в то время в народе были очень сильны, и не случайно одним из самых популярных анекдотов того периода был анекдот о том, как воскресший из мертвых Владимир Ульянов-Ленин возвращается в Кремль и первым делом требует к себе в кабинет все газеты той поры. Закрывшись после этого в своем кабинете, он сутки изучает принесенную ему прессу. Но вот прошли сутки, а Ильич-первый не выходит. Прошли еще сутки — и вновь тишина за дверями ленинского кабинета. Тогда, обеспокоенные долгим отсутствием Ильича,
Владимир Высоцкий к тому времени давно уже вступил в непримиримый конфликт с социально-политической системой, что существовала в стране. Начинаясь как поэт с блатных песен, песен бытового протеста, Высоцкий, в силу своего таланта, цепкого ума и склада характера, должен был рано или поздно превратиться в певца-гражданина, человека, для которого Родина была не абстрактным понятием; не слюняво-лубочной Россией с матрешками и березками, а той землей, на которой он родился, жил и в которую должен был рано или поздно лечь. И эта связь Высоцкого с родной землей и была тем главным мерилом, по которому люди оценивали искусство Владимира Высоцкого, в силу которого оно и вырастало до размеров истинно народного. «Ни единою буквой не лгу!» — пел Высоцкий, и в стране не было человека, кто имел бы смелость поставить под сомнение это творческое и жизненное кредо поэта.
В далеких теперь 70-х я часто задавал себе вопрос: почему же тех диссидентов, которые в открытую бросали вызов существующему в стране режиму, порой кладя на алтарь борьбы за свободу свое здоровье, а иногда и жизнь, народ наш, в большинстве своем, почти не воспринимал? Более того, люди верили официальной пропаганде, твердившей о злокозненных происках «наймитов Запада» против нашей горячо любимой Родины. И в то же время Владимира Высоцкого народ боготворил, несмотря на то, что та же официальная пропаганда писала о нем отнюдь не похвальные панегирики. Только ли в том здесь было дело, что Высоцкий был артистом и в силу специфики своей профессии должен был нравиться людям? Или, быть может, люди любили его из-за того, что он не был, в отличие от тех же диссидентов, далек от народа, а, наоборот, сам был ярким представителем этого народа? Тут даже алкоголизм Высоцкого играл благотворную роль. В отличие от «чистоплотных» диссидентов, повернувших головы в сторону Запада, Высоцкий был в доску своим, российским мужиком, скоморо-
хом, притесняемым за правду властями и разделявшим все
К тому времени прошло 11 лет со дня смещения Н.С. Хрущева, а долгожданные перемены в стране так и не наступили. Уже успела благополучно скончаться косыгинская реформа, и моложавый когда-то Леонид Брежнев стоял на пороге своего первого серьезного инфаркта и последующей скорой физической деградации. Количество разочаровавшихся и недовольных режимом стремительно росло.
В ноябре 1975 года на большом противолодочном корабле дважды Краснознаменного Балтийского флота «Сторожевой», находившемся в Рижском заливе и подготовленном для участия в параде на Даугаве в честь 58-й годовщины Великого Октября, поднялось восстание, которое возглавил 37-летний капитан 3-го ранга Валерий Саблин. Из 150 человек экипажа против восстания выступили только 8 человек офицеров. Остальные встали за своего капитана. Решено было идти в Ленинград и там требовать прямого выхода в телевизионный эфир с воззванием к советскому народу по поводу предательской,
В своем письме жене от 7 ноября 1975 года Валерий Саблин писал: «Сейчас наше общество погрязло в политическом болоте, оно все больше и больше будет ощущать экономические трудности и социальные потрясения. Честные люди видят это, но не видят выхода из создавшегося положения...
Найду ли я единомышленников в борьбе? Думаю, что они будут. А если нет, то даже в этом одиночестве я буду честен. Настоящий шаг — это моя внутренняя потребность. Если бы я отказался от борьбы, я бы перестал существовать как человек, перестал бы уважать себя, я бы звал себя скотиной...»
Первое в советской истории открытое выступление против существующего режима на флоте закончилось неудачей: в 30 милях от острова Готланд после бомбардировки со сверхновейших истребителей-бомбардировщиков «Су-24» «Сторожевой» сдался.
Между тем произошедшая в конце 1974 года смена министра культуры СССР и возможное смягчение идеологических репрессий в связи с подписанием СССР Хельсинкских соглашений побудило Юрия Любимова к очередной попытке реанимировать спектакль «Живой» по роману Б. Можае-ва, запрещенный к показу еще при Е. Фурцевой в 1968 году. Как показали дальнейшие события, уход Фурцевой и подпись под соглашением мало повлияли на отношение властей к этому произведению Б. Можаева. Более того, эта очередная попытка Ю. Любимова оказалась самой печальной из всех предыдущих. Высокая комиссия, принимавшая спектакль, предъявила режиссеру ни много ни мало около 90 различных замечаний
