десяток индикаторов – высоты, уровня масла и давления, скорости, температуры рабочего тела и другие, незнакомые 52-Тиму.
– За что это тебя так выделили, парень? – сухо спросил капитан. Поднявшись на высоту в 10–11 метров, вездеход на высокой скорости летел сквозь пыльную мглу. Но пилота это не смущало – он отлично ориентировался по приборам.
– Не знаю, – панически помолчав, ответил солдат.
– Так уж и не знаешь? Приказ о твоем переводе подписан адмиралом…
Вездеход как будто нырнул вверх, но в действительности перед ним провалилась поверхность планеты, изъеденная параллельными каньонами. Пыльная буря оказалась позади, и боковое освещение выхватило внизу черные провалы и трещины, наполненные красными скалами. 52-Тим до боли в когтях вцепился в трубу над головой, а ветеран невозмутимо заложил вираж, ввинчивая машину в узкий каньон. Наверное, ссадину она получила именно в результате такого лихого вождения по расселинам… Неясно, что заставляло капитана гнать именно таким образом – возможно, так он компенсировал отлучение от испытательных полетов. Его небрежный вид как-то не вязался у 6-Эф с обликом действующего испытателя техники.
– Ладно, дело твое, – сказал ветеран и до самой базы не вымолвил больше не слова.
Самого полигона солдат так и не увидел: наверное, он находился гораздо выше, чем жилые и служебные помещения. Их разместили в толще скалы, и сотни метров базальта висели над головой с ощутимостью могильной плиты. 52-Тим надеялся, что со временем он привыкнет, хотя и на родине, и тем более на погибшей базе ему еще не приходилось оказываться в такой давящей атмосфере.
Массивные ворота ангара бесшумно встали на место, отсекая прибывших от тускло-коричневых, косо освещенных скал. Впрочем, внутри ангара было вполне светло. Тут во множество суетились техники в шестом звании, видны были два-три офицера и даже один человек в обычной гражданской тунике. Он что- то раздраженно втолковывал сержанту в промасленном кителе, показывая на обрывок торчащего из кубического блока провода.
– Этот, что ли? – весело осведомился некто, показавшийся из-за кормы вездехода.
– Он самый, 03-Жак.
– А ты быстро домчался, погляжу. – Майор в чистой, идеально отглаженной форме, нелепо смотревшейся в этом царстве смазок, краски и металлических опилок, на секунду отвлекся на товарища. – Не даешь застояться сердцу, 09-Ном? – И он как-то очень по-доброму усмехнулся. Но ветеран не оценил такой заботы, окаменел лицом и буркнул:
– Принимай груз.
И майор 03-Жак повел солдата по низким коридорам базы, порой тыкая когтем в указатели, написанные краской на шершавых стенах. Однако 52-Тим, как ни старался, скоро уже не мог вспомнить, какие надписи видел в начале пути. По обе стороны разветвлявшегося хода тянулись двери складов, лабораторий, аппаратных, архивов, электрощитовых и даже цехов, выбивавшихся из общего ряда габаритами и лязгом вместо гула кондиционеров или стрекота печатающих устройств. Повороты, лифт, гулкие переходы по эстакадам – и всюду деловитые военные с бумагами или техники с инструментами. Попадались даже женщины, в основном секретарского вида, в легких комбинезонах.
Одна из них сидела в захламленном кабинете с табличкой «Кадровая служба», на «бумажно- компьютерном» этаже.
– Оформи новичка, 28-Гея, – сказал майор с приторной улыбкой на толстых губах. Даже уши у него замерли и вытянулись в струнку, всячески подчеркивая внимание офицера к даме. Та бросила затачивать когти изящным рашпилем с настоящей деревянной ручкой и распушила ресницы, словно не замечая новобранца.
Ошалевший Никлас освободился от череды чуждых образов только к шестнадцати часам. Никакого просвета в понимании смысла этих кассет у него так и не возникло, и чем глубже он погружался в них, тем меньше общего со своим миром обнаруживал. «Война! Полигоны и летающие в пространстве крепкие корабли с атмосферой и тяготением, – подумал он. – Неизменные формы людей, стальная служебная иерархия. И откуда столько фантазии у неизвестного автора записи?»
Быт налаживается
– Здорово снято, – восхитилась она. – Ты не пытался изготовить на этой основе динамические картинки?
– Была такая мысль, – припомнил я.
– Этот восход солнца над спутником выглядит так традиционно. А что может быть лучше элементарной красоты, особенно когда она смотрит на тебя со стен?
Она верно рассудила, аскетичный образ моей прежней «научной» жизни естественным путем привел к тому, что все в моем доме подчиняется приземленным задачам. То есть попросту обязано надежно функционировать – будь то газовая распределительная колонка, очистные фильтры или система теплообмена. Все это и работает, а чтобы нанести на какой-нибудь силовой щит хотя бы слой люминесцентной краски, я и не подумал.
Мы по-прежнему много общались и нагружали эротические контуры: Гемма-19 находила забавным приобщать меня к новым веяниям в этой области. Например, за последние триста лет в моду вошел способ полимодального возбуждения – это когда наряду с эротическим участком мозга работают и некоторые остальные, и человек при этом погружается в зрительные или слуховые галлюцинации. Некоторые эстеты предпочитают использовать обоняние, но я не слишком оценил такой вариант игры. Вообще, как я тайно себе признался, древние способы сексуального контакта нравились мне больше всего.
На третий день бактерии в боксе настолько мутировали, что их можно было смело выпускать на волю. Скорость их размножения так велика, что уже через пару тысяч лет атмосфера Беты станет пригодной для жизни кислородных существ. К тому времени тут разольются полноводные реки и расцветут густые леса (так написано в памятке к бактериям), если вовремя озаботиться этим вопросом и запустить соответствующие природные процессы. Не знаю, что уж в этом такого замечательного, но Гемме почему-то нравится. Наверное, сказывается «сухое» детство на песчаной планете ее отца, где кислорода было в избытке, зато воды – полный ноль.
– Ты изменяешься, – удивилась утром Гемма-19, когда мы проснулись от дождя, устроенного автоматикой в спальной комнате. Я поглядел на грудь и заметил несколько горизонтальных прорезей. Капли тугого дождя всасывались в них, и внутри разливалась странная свежесть. Видимо, в жидкости имелась примесь эфира.
И уши у меня удлинились, стелясь вдоль черепа. Того и гляди, завяжутся бантиком возле макушки – и на кого я стану походить? Однако выглядел я забавно, и мы рассмеялись. Пусть, сейчас не античные времена, когда любого непохожего на всех человека называли уродцем и выставляли для обозрения в особой камере. Теперь любой, ностальгируя по форме генетического предка, может стать ракообразным или даже членистоногим, не опасаясь насмешек в обществе. Останется только сыскать себе понимающего полового партнера.
– Может быть, тебе стоит модифицировать нервную ткань? – предположила Гемма. – Тогда бы ты наверняка смог оценить полимодальный секс.
Я вспомнил о своем замысле подобной операции, возникшем после вояжа негэнтропа в пламя квазара. Таким образом, появилась и вторая причина для ее проведения… Я время от времени возвращался мыслями к кремнию, когда просматривал готовый к отправке пакет данных, заодно проверяя качество работы «Хаоса». Тот пыхтел рядом, ожидая моих критических замечаний. А информация в целом была любопытной, потому что пришла от самой границы пространства, где вещество движется по великому кругу со скоростью
