дня, проведенного в городе, Затем она начала внимательно рассматривать себя в зеркале, пытаясь определить, ее ли это еще лицо, Она пришла к выводу, что ее, но заметила, что на нем какая-то странная пелена, и хотя ей это, собственно говоря, даже понравилось; виноватым во всем она все равно посчитала Хайнриха.
Впрочем, она сейчас все чаще и чаще ловила себя на том, что больше уже не использует его имя и что даже для себя самой называет его так, как привыкла говорить о нем посыльным: доктор Вендлинг.
18
История девушки из Армии спасения в Берлине (3)
На какое-то время из поля моего зрения исчезла Мари, девушка из Армии спасения. Берлин был похож тогда… Да, на того или на что он был похож? Стояли жаркие дни, асфальт плавился, никакие ремонтные работы не велись, дамы играли главную роль, выполняя такие ответственные функции, как продажа билетов и тому подобное; листья на деревьях были вялыми, несмотря на весну, они напоминали детей, но со старческими лицами, а если дул ветер, то поднимались клубы пыли и по городу носились клочья газет; Берлин стал более деревенским, так сказать, более близким к природе, но именно поэтому и более неестественным, он был похож, если можно так выразиться, на свою собственную копию. В квартире, где я снимал комнату, две или три комнаты занимали еврейские беженцы из-под Лодзи, я, собственно, так и не смог определить, сколько же их было и кем они приходились друг другу; там жили пожилые мужчины с пейсами и в сапогах с голенищами трубочкой, а однажды я встретил человека в кафтане, из-под которого выглядывали белые чулки до колен, и в туфлях с пряжкой, какие носили еще в XVIII веке; некоторые мужчины носили пиджаки длинного покроя, которые только имитировали кафтан, были и молодые люди со странно молочным цветом лица, с пушистыми белокурыми бородами, производившие впечатление театрального реквизита. Как-то появился один в серой военной форме, и казалось, что даже у формы есть что-то общее с кафтаном. А иногда приходил мужчина неопределенного возраста, одетый по-городскому, его русая бородка была аккуратно подстрижена под дядюшку Крюгера, нетронутыми оставались только виски. Он постоянно носил трость со старомодной изогнутой рукояткой и пенсне на черном шнурке. Я его принял за врача. Были, естественно, и женщины с детьми, матроны в париках, девушки, одетые подчеркнуто модно.
Со временем я начал различать пару слов на немецком идиш, на котором они разговаривали. Полностью этот язык постичь было просто невозможно. Но им казалось, что я их понимаю, поскольку, когда я оказывался рядом, они прекращали свою гортанную болтовню, так странно звучавшую в устах столь почтенных старцев, и с опаской рассматривали меня. По вечерам они в основном сидели по комнатам, не зажигая свет, а по утрам когда я выходил в прихожую, все пространство которой постоянно было завешено всевозможными тряпками и где служанка чистила обувь, я часто видел у окна старика, Голова и запястье руки были охвачены молитвенным ремешком, верхняя половина его тела раскачивалась в такт движению обувной щетки, иногда он прикладывался губами к бахроме молитвенной рубахи, и в направлении окна с его дряблых, быстро шевелящихся губ слетали потоком неразличимые слова молитвы — потому, может, что окно выходило на восток.
Я был настолько увлечен суетливой жизнью евреев, что помногу часов в день исподтишка наблюдал за ними. В передней висели две олеографии, изображавшие сценки в стиле рококо, и я даже как-то задумался над тем, способны ли они воспринимать эти картины и многое другое вокруг, могут ли они смотреть на них такими же глазами, что и мы. Занятый этими наблюдениями, я совершенно забыл о девушке из Армии спасения по имени Мари, хотя и усматривал во всем этом какую-то взаимосвязь с ней.
19
Руку лейтенанту Ярецки ампутировали. Выше локтя. Куленбек делал свое дело основательно. То, что осталось от Ярецки, сидело в саду больницы, расположившись у небольшой группы деревьев, и рассматривало цветущую яблоню.
Комендант города проводил инспекцию.
Ярецки поднялся, схватившись за больную руку, нащупал пустой рукав. Затем застыл, вытянувшись по стойке 'смирно.
'Доброе утро, господин лейтенант, дела, наконец, идут на поправку?'
'Так точно, господин майор, правда, не хватает приличного кусочка'.
Возникло даже впечатление, что майор фон Пазенов испытывает чувство вины за руку Ярецки, поскольку он сказал: 'Чертова война… не угодно ли присесть, господин лейтенант.
'Премного благодарен, господин майор'.
Майор продолжил разговор: 'Где вас ранило?'
'Меня не ранило, господин майор,, газ'.
Майор уставился на рукав Ярецки: 'Может, я не совсем понимаю… газ ведь ведет к удушью…'
'Есть и такое воздействие газа, господин майор'.
Майор задумался на какое-то мгновенье, затем произнес 'Коварное оружие'.
'Точно так, господин майор'. '
Оба подумали о том, что и Германия использует столь коварное оружие, но промолчали. Майор спросил: 'Сколько вам лет?'
'Двадцать восемь, господин майор'
'В начале войны газа еще не было',
'Нет, господин майор, я думаю, нет',
Солнце освещало длинную желтую стену больницы, Белые редкие облака зависли в голубизне неба, Гравий на дорожках сада был основательно втоптан в черную землю, а на краю травяного покрова копошился в земле дождевой червяк. Яблоня была похожа на большой букет белых цветов.
Со стороны больничного корпуса приближался старший полковой врач в белом халате.
'Желаю вам скорейшего выздоровления', — произнес майор,
'Премного благодарен, господин майор', — ответил Ярецки.
20
РАСПАД ЦЕННОСТЕЙ (2)
Возмущение этого времени ощущалось даже в архитектурных сооружениях. После продолжительного брожения по улицам я всегда возвращался домой жутко усталым. Мне вовсе не нужно было пялиться на фронтоны домов, они и без того вызывали во мне чувство беспокойства. Иногда я убегал к известным новым строениям, но бегство сие не приносило желаемых результатов — в готике универмага Месселя[8], несомненно великого архитектора, я усматривал что-то комичное, и эта комичность раздражала и утомляла, причем столь сильно, что успокоиться я не мог даже возле строений в стиле классицизма. И все же я любил величественную ясность архитектуры Шинкеля[9].
Я уверен, что раньше, созерцая формы архитектурного выражения, человек не испытывал чувства отвращения и брезгливости; это досталось нашему времени. Не исключено, что на новые строения вовсе не обращали внимания, а если даже и обращали, то считали, что они так же хороши, как и естественны; так смотрел еще Гете на строения своего времени.
Нет, я не эстет и, конечно, никогда им не был, если даже кое-что и вызывает такое впечатление, в
