если вопрос задает профессор, это еще не значит, что это очень умный вопрос. Девяносто процентов вопросов задают оттого, что невнимательно слушают доклад. Поэтому надо не искать подвох, а вежливо повторять уже сказанное.
Четкин энергично стряхнул столбик пепла с сигареты.
– Блин, когда уже кончится эта чертова адъюнктура!.. А ты, слушай, прирожденный детский врач! Как парня успокоил, это же чудо просто! Ты подумай об этом.
– А что тут думать? Все равно после академии отправят на подводную лодку, там детей, слава Богу, нет.
Четкин засмеялся:
– Да брось прибедняться! Неужели Анин папаша тебе здесь тепленького местечка не найдет?
– С какой стати! Может, он меня вообще убьет, когда узнает, что я хочу жениться на Ане.
– Не убьет. Такую любовь, как у вас, ни за какие бабки не купишь.
Как и все остальные курсанты, Четкин завидовал ему. Вся академия затаив дыхание следила за развитием Витиного романа с Аней Сумароковой.
Выполнив поручение, Витя вышел на улицу и пошел к электричке. Вокзальные часы показывали половину третьего. Стараниями Колдунова Сотников был свободен до двадцати двух.
Может, поехать к Ане на тренировку? Он знал, что она ему обрадуется. Но у Вити было одно тягостное дело, которое следовало сделать уже давно, – он с ноября не навещал родителей.
Нет, он не скучал по ним, просто считал, что должен быть чистым перед Аней. Он не может любить ее и принимать ее любовь, пока не наладит с ними отношения. Все-таки они желали ему добра, просто их методы воспитания оказались для него неэффективными. А во многом он и сам виноват. Возможно, они стали бы иначе относиться к нему, если бы он совершил что-то по-настоящему хорошее. Например, закончил бы год на одни пятерки или сделал в квартире генеральную уборку. Или на заработанные деньги купил бы Маргарите в кухню телевизор.
Родители специально не опускали для него планку, чувствуя, что он в силах взять высоту. Но он, вместо того чтобы прыгать вверх, предпочел падать вниз, подчиняясь душевной силе тяжести – лени и равнодушию.
Да и вообще, они взяли его в семью, поили и кормили, ни разу не попрекнув куском хлеба. Они могли выписать его из квартиры, пока он бродяжничал, но не сделали этого.
А скандалы… Ну может, они переживали, что любят его недостаточно сильно… Да и вел он себя частенько как последняя свинья. Нужно еще раз попросить у них прощения. А что, если его прогонят?
Ну и пусть прогонят, решил он, несколько минут промаявшись перед домофоном. Или все-таки не ходить?
Из парадного вышла старушка с маленькой болонкой, и он шагнул внутрь.
Дверь квартиры открыл Сергей Иванович.
– Не ожидал, – сказал он, разглядывая Витю. – Рита, посмотри, кто к нам пришел. Ну проходи, чего стоишь? Раздевайся.
Он снял шинель, наклонился развязать шнурок.
В прихожую вышла Маргарита.
– Здравствуй, сыночек!
Сыночек? Витя так и замер, наклонившись. А когда выпрямился, Маргарита шагнула к нему и обняла. Может, это ему снится?
Прошли на кухню, Витя с Сергеем Ивановичем сели за стол, Маргарита захлопотала у плиты.
– Я хотел попросить у вас прощения, – начал Витя. – У меня было время подумать…
– У нас тоже было время подумать, – остановил его Сергей Иванович. – И мы тоже небезгрешны. Давай так: ты пришел домой, и обсуждать больше нечего, верно?
– А кто старое помянет, тому глаз вон, – добавила Маргарита.
– Ты хочешь жить с нами? – спросила она за ужином.
За этот вечер Витя уже устал удивляться.
– Первые два курса все курсанты на казарменном положении, – уклончиво сказал он. – Да мне в общаге удобно. И к учебе близко. А после окончания академии меня, наверное, пошлют куда-нибудь, в Питере не оставят.
– Тогда просто заходи, когда время будет. Поешь, в ванне поваляешься, телевизор посмотришь. Надо же отдыхать от казарменной жизни, верно?
Витя ушел от родителей около восьми вечера. До окончания увольнительной оставалось еще больше двух часов, и он отправился в общежитие пешком – чтобы убить время и справиться с переполнявшими его чувствами.
Проходя мимо Никольского собора, он остановился. Бело-голубой храм покровителя моряков был красиво подсвечен, голые ветви деревьев четко вырисовывались на фоне стен. Витя вошел в сквер, окружающий собор, и пошел, оскальзываясь, по ледяной дорожке, покрытой слоем талой воды.
Все службы давно завершились, тяжелые дубовые двери храма были закрыты. Витя обошел собор вокруг и неумело перекрестился на уходящую далеко ввысь часовню. Небо было тяжелое, стальное, но голубые стены собора, словно светящиеся изнутри, и мерцающий золотом купол напоминали о существовании солнечных дней.
– Спасибо, что так любишь меня, Господи, – прошептал Витя. – Я часто злился на тебя и столько всего у тебя просил! Но ты же Бог, а не волшебник и даешь только то, что я могу сделать для себя сам. Ты не можешь устроить мои жизненные обстоятельства, но даешь то, что в тысячу раз сильнее: способность принять любые испытания. А еще ты можешь явить чудо. – Витя улыбнулся. – Ты послал мне Аню, разве это не чудо? Спасибо тебе. – Витя зашагал по узкому тротуару к Консерватории, но вдруг обернулся: – И сегодня тоже было чудо. Разве мог я надеяться на такую встречу с родителями? Нет, это ты, Господи, заставил их меня простить.
В это время Сумароковы и Катя, уютно расположившись в гостиной, пили чай и разговаривали. Валентин сидел перед горящим камином, Катя – в кресле-качалке, Аня, недавно вернувшаяся с тренировки, лежала на диване.
– А где же твой поклонник? – лениво поинтересовался Сумароков у дочери.
В последнее время Витя появлялся в доме каждое воскресенье. Аня не скрывала своей влюбленности, а уж то, что парень от нее без ума, было вообще видно за версту. Подумав, Валентин решил не препятствовать этому роману, хотя при знакомстве обещал Виктору большие неприятности, если он посмеет ухаживать за Аней. Однако что, в сущности, он мог сделать? Выгнать мальчишку из дома и запретить ему приближаться к дочери на пушечный выстрел? Но как бы отнеслась к этому сама Аня? Она волевой человек и, когда нужно, умеет настоять на своем – достаточно увидеть ее на тренировке. К тому же отношение Сумарокова к Вите изменилось в лучшую сторону. Да, были у парня проблемы, но он сумел с ними справиться, а трудности только закаляют мужской характер – Валентин знал это по себе.
Ну и последнее – он был слишком занят Катей, новыми отношениями с ней и конспирацией, эти отношения сопровождавшей.
Он сразу сказал ей, что Аня ничего не должна знать, и до недавнего времени все приличия строго соблюдались.
А две недели назад Катя с лукавой улыбкой спросила, не хочет ли он выделить ей одну из гостевых комнат. Хотя бы под тем предлогом, что в выпускном классе нужно много заниматься, а сидя в одной комнате с Аней, они болтают и мешают друг другу.
Нельзя сказать, что эта идея привела Валентина в восторг. Если Катя будет спать одна, то никакая сила его не удержит… И что будет, если Аня случайно застанет их в постели? Это и представить невозможно! Девочки по-прежнему крепко дружат, его бесхитростная дочь ни о чем не догадывается…
«А может, и догадывается? – вдруг подумалось ему. – Она ведь очень чуткий человек, назвать ее наивной дурочкой никак нельзя».
Но что бы ни говорил голос разума, страсть оказалась сильнее. Катя получила комнату рядом с его кабинетом.
– …Ему не дали свободу, – засмеялась Аня. – Я хотела сама в общежитие съездить, пирог бы отвезла, он сегодня у Фаины Петровны такой вкусный! Но ты же меня одну не отпустишь.
