вздымая пыль, рвались в постромках породистые скакуны боевых колесниц. Солнце блистало на меди щитов богатых ратхинов. Но лица людей несли печать усталости. Горько-тягучий запах прогретой земли мешался с запахом пота и конского навоза.
Нет, не так, по моим представлениям, должна подходить к полю битвы победоносная армия. Впрочем, присмотревшись, я обнаружил за внешней неразберихой и толчеей присутствие некой могучей силы, управляющей этим бесконечным потоком. Рыхлая колышащаяся масса людей и коней, вытекая из узких лесных дорог на громадное пространство Курукшетры, не размазывалась, не растекалась по полю, а оседала, твердея, в невидимых границах, окружая себя рвами и частоколами.
Слуги знатных кшатриев, суетясь, устанавливали походные шатры, простые воины толпились у лагерных костров, на которых готовилась нехитрая походная еда. Мы ехали от одного походного лагеря к другому, поражаясь небывалому столпотворению. Поистине, чудо, что Юдхиштхире — царю без царства — удалось собрать такую огромную армию. Нас встретили, показали свободное место для лагеря, дали повозку со съестными припасами и всем необходимым для устройства кухни и ночлега. Началась обычная суета.
И тут я услышал до боли знакомый голос:
— Что за варварская беспечность? Где ваши часовые? Что ты несешь — 'карма, карма'. Пере режут вас ночью, вот и будет карма!
Я поспешил туда, где конный кшатрий в легких, но дорогих доспехах весело распекал нескольких моих воинов.
— Митра! Откуда такое рвение?
— Муни! Неужели это твои головорезы? Друг прыгнул с лошади в мои объятия. От него
пахло пылью, дымом, конским потом. Как всегда, он не считал нужным понижать голос.
— Ты этих привел с юга? Вот таким же был и я до ашрама Красной горы. Просто жуть!
Нас могли слышать мои люди, поэтому я ответил с достоинством, как и пристало командиру:
Это — храбрые воины. В них сила, которую утеряли изнеженные кшатрии Хастинапура.
Увы, только битва покажет, кто из нас что утерял и утеряет.
Я вглядывался в лицо Митры, пытаясь постичь изменения в его облике. Сила и завершенность чувствовались в словах и жестах. Ровный, спокойный огонь брахмы горел в сердце. Но улыбка, вечная насмешка его губ, теперь затрагивала только нижнюю часть лица, не освещая глаз и вертикальных морщин над переносицей. Не смиренный ученик или легкомысленный вояка был предо мной, а воин, умеющий обуздать себя и приводить к повиновению других. Чем-то неуловимым он начал походить на Крипу.
— Собственно, я послан к тебе Юдхиштхирой, который невесть как узнал о вашем прибытии. Всем дваждырожденным и командирам отрядов приказано собраться в походном дворце Пандавов на вершине холма в центре наших боевых поряд ков. После того как ты позовешь Кумара и сме нишь свой вонючий кожаный панцирь на более приличную одежду, я провожу вас туда.
Сборы не отняли у нас много времени, и мы двинулись через всю огромную территорию, занятую нашими войсками, вслед за Митрой, развлекавшим нас новостями.
У Кауравов войск больше. Дурьодхана успел побывать в Двараке, и позорный сын ракшаса Критаварман увел несколько тысяч анартов на помощь Хастинапуру. Просто удивительно, что даже в племени ядавов оказалось столько лишенных добродетели безумцев.
А что ж Кришна?
Он здесь, у Пандавов. Но ведь за все племя он не решает. Там еще старший брат — Баладева да старейшины. Впрочем, уже пришли Прадьюм-на и наш друг Сатьяки с целой акшаукини.
А как же магадхи, — неожиданно вспомнил я про Аджу и наши скитания с Датой, — они успели подойти?
Успели, — мрачно кивнул Митра, — Джала-сандха лишил трона своего брата Джаядратху, который поддерживал Пандавов. Новый царь магадхов объявил себя союзником Дурьодханы. А на кого было ему еще опираться? Теперь он здесь со всеми кшатриями Магадхи. А они, если ты помнишь, в свое время нанесли поражение даже ядавам.
А мадры? Их царь Шалья обещал помощь племянникам, — заметил Кумар.
Митра с подчеркнутой небрежностью махнул на противоположную сторону поля:
Если присмотреться, то в лагере Кауравов можно разглядеть его знамя с изображением золотого лемеха. Не зря в Панчале говорили, что мадры и бахлики не ведают дхармы. Эти псоядцы изменили долгу родства. Говорят, что Дурьодхана перехватил войско мадров на пути из Пятиречья, но вместо сражения устроил Шалье великолепный пир, улестил его командиров щедрыми подарками и посулами.
Не могу в это поверить, — тряхнул головой Кумар.
Да я своими глазами видел, как Шалья после этого приехал в наш лагерь, а его войско обустраивалось на северной стороне поля. Юдхиштхи-ра вместо того, чтобы покарать предателя или хотя бы лишить мадров вождя, говорил ему почтительные речи. Так что, Муни, дело предстоит жаркое!
Я кивнул:
— Об этом мы уже давно догадались — с тех пор, как увидели первые следы проходящих ар мий. Никогда не думал, что на свете существует такое количество колесниц и воловьих повозок. Кстати, что в них?
Митра как-то странно взглянул на меня и совсем буднично ответил:
Стрелы. Стрелы с серповидными и простыми наконечниками; стрелы, пробивающие доспехи и издающие в полете жужжащий звук; стрелы с наконечниками в форме лягушки или тонкой иглы. Больше двух акшаукини на поле за раз не развернуть. Это по сто тысяч пеших и конных… Значит, понадобится в три раза больше стрел на день… Впрочем, после боя часть из них можно будет вынуть из убитых.
Вынем, — ответил я.
Смиренный послушник ашрама обрел облик быка-воина, — грустно покачал головой Митра.
Огромный шатер Пандавов стоял на вершине пологого холма, и ветер весело хлопал разноцветными флагами, вознесенными к голубому небу.
Вокруг холма плотным защитным веером развернулась стража из отборных кшатриев, служивших Пандавам еще в Индрапрастхе. Немало воинов племени куру сохранили верность Юдхиштхире. Теперь они ушли из Хастинапура и составили наряду с панчалами и ядавами отборную ударную силу нашей армии. У самого входа в шатер несли неусыпную стражу дваждырожденные. Их мечи покоились в ножнах, зато настороженное сознание пронизывало мысли каждого, кто приближался к царскому стану. Ни наемный убийца, ни хитроумный соглядатай не смогли бы обмануть их бдительность. Нас они приветствовали сдержанными улыбками узнавания.
С низкими поклонами мы ступили под колы-шащиеся своды походного дворца. В этот момент там теснилось не менее трех сотен человек. Сияли золотые браслеты и серьги раджей, бронза панцирей командиров отрядов, переливались узорчатые ткани одежд знатных советников, мягко мерцала тонко выделанная кожа плащей дваждырож-денных. Не было здесь только накидок из шкур антилоп, ибо ни один риши не пришел на Курук-шетру. Лишь несколько патриархов — Бхишма, Дрона да Крипа —решили принять участие в битве, увы, не на нашей стороне.
Зато я встретил многих из тех, с кем делил тяготы походной жизни в Кампилье. Молодые дваждырожденные были полны решимости сражаться за знамя Юдхиштхиры без сомнений и страха. Именно они и составляли большинство командиров нашей армии. И еще здесь были могучие повелители брахмы царских родов Двараки и Кам-пильи. Сердце с жадным наслаждением упивалось брызгами огненной силы, плескавшей в походном дворце. Мы вновь были среди своих.
В северной стороне шатра на резных ложах сидели Друпада и Кришна — предводители самых больших армий, пришедших на Курукшетру. За их спиной я увидел Вирату, Дхриштадьюмну, Бхима-сену, Арджуну и близнецов. С немалым удивлением я узнал и венценосного брата Кришны — Балараму. Он был без доспехов, в одной набедренной повязке, а вместо оружия сжимал в левой руке бронзовый плуг. Знатные предводители других племен сидели на земле поджав ноги, не теряя, впрочем, гордого облика.
— У Дурьодханы на четыре акшаукини больше, — спокойно сообщил Друпада. — На его сторону, как вы знаете, стали мадры. Это целая акшаукини стойкой пехоты и быстрых колесниц. Шакуни привел конницу Гандхары, царь Сушар-ман — тригартов. Их длинные пики могут наделать много беды. Предатель
