вот-вот взломать щит спокойной сосредоточенности. Залатать дыры можно было с помощью нескольких глубоких медитаций. Но сейчас было не до этого. Дорога была каждая секунда. Оставалось полагаться на волю и самоконтроль.
Гембра стояла на столе. Сырая лохматая петля плотно сжимала горло. Связанные руки были подняты над головой. Опустить их было невозможно, поскольку верёвка, на которой ей предстояло быть повешенной, была продета между запястьями. Разбойникам почему-то показалось, что так будет зрелищнее. Они не спешили заканчивать расправу. Гембра уже не слышала пьяного хохота и сальных шуток. Её душила жгучая обида. Она проклинала себя за глупость и безрассудство. Даже ненависть к разбойникам и сожаление о собственной жизни отступили перед всепоглощающим чувством обиды и стыда. Стыда перед собой и перед ним. «Сцапали, как дуру! Никого даже не поцарапала! А теперь вздёрнут, как собаку!» — думала девушка, закусив губу и бездумно растирая по столу хлебные крошки большим пальцем ноги. Она представила, как эти скоты ещё немного поиздеваясь, опрокинут стол и будут долго гоготать, тыча грязными пальцами в болтающийся труп… А потом он придёт и увидит её, качающуюся под этой перекладиной со сломанной шеей и синим высунутым языком… «Придёт… Если придёт. Как он там с этим?… Ничего! Пусть придёт и увидит! Сама виновата! Лишь бы у него там обошлось.»
— О, какие у нашей кошечки розовые пяточки! — Кривой провёл пальцем по босым пяткам Гембры. Девушка невольно передёрнулась.
— Гляди, щекотки боится! Эй, подтяни-ка там!
Разбойник, державший второй конец верёвки слегка подтянул её. Петля подалась вверх, врезаясь в кожу. Гембра стала на мыски, вытянувшись в струнку.
— Вот так-то лучше. А пяточки-то грязные. Как у заправской босячки. Правда не загрубели ещё… Может, станцуешь нам напоследок? — куражился Кривой, щекоча голые пятки и подошвы девушки.
Гембра действительно боялась щекотки. Она, как могла уворачивалась, переминалась с ноги на ногу и, выбрав момент, резким ударом наподдала Кривого пяткой в лоб. Последовал новый взрыв хохота.
— Ей не нравится, Кривой! У тебя руки слишком грубые. Нежности не хватает!
— Эй, ты! — крикнул Кривой дочке хозяина — Иди сюда! Живо!
Хозяйская дочка — девчонка-подросток, смешно выросшая из расползающегося по швам детского платья, нерешительно подошла к столу.
— А ну, давай! — приказал Кривой, кивая на Гембру. Девчонка испуганно подняла глаза. Гембра встретила её взгляд едва заметным печальным кивком, как бы разрешая не сопротивляться.
— Видишь эти пяточки? Сейчас ты их заставишь плясать. А потом и сама спляшешь рядом на верёвочке. Давай! Пошла! Не стой, как тёлка!
Кривой слегка кольнул девчонку ножом в бок. Та нерешительно провела холодным пальцем по подошве Гембры от пятки вниз.
— Эй, там! Ещё подтяни!
Теперь Гембра едва касалась стола кончиками пальцев. Тонкие девичьи руки щекотали ей пятки, явно не слишком усердствуя. Но как ни старалась Гембра сохранять неподвижность — судорожные спазмы волнами прокатывались по её вытянутому между петлёй и поверхностью стола телу, заставляя дёргаться, вертеться и извиваться. Наконец, это надоело и самим разбойникам.
— Нет, от этой деревенской дубины толку не будет! Она её по-настоящему плясать не заставит!
— Хозяин! Тащи вторую верёвку! Может для дочки получше найдёшь! Сейчас эту кончим, а тёлка — следующая.
— Эй, погоди! Разбойник с выпученными рыбьими глазами кинулся на кухню и тут же вернулся с выдранным из амбарной книги чистым листом.
— Слышь, Кривой, надо бы записочку оставить дружку-то. А то обидится!
— И то верно. Уголёк есть? Кто у нас тут самый учёный?
Рыбоглазый разбойник разгладил листок на столе у ног Гембры и принялся старательно выводить надпись.
— Ну скоро, ты там, писака! Видишь, девушка заждалась?
— Скоро… Не мешай!… Во! — рыбоглазый прилепил листок Гембре на живот.
«Эй, мастер! Полюбуйся, как мы вздёрнули твою сучку! Прими с этой драной кошкой привет от Кривого!»
— Слушай! — изображая потрясение в голосе протянул Кривой. — А ты, оказывается не зря в школу ходил. А я-то тебя за простого держу! Может, малость подучишься и сдашь экзамен на чин. Будешь сидеть в управе… А?
— И нам подкидывать со взяток-то! — хихикнул другой разбойник.
Польщённый бандит замигал своими рыбьими глазами и принялся поправлять листок. Затем под одобрительные возгласы приятелей он стал с увлечением обводить буквы, пририсовывая сомнительного изящества хвостики и завитушки. Он был так поглощён этим делом, что не заметил, как пьяные голоса вокруг неожиданно стихли. Несколько мгновений единственным звуком в комнате был шорох угля.
— Ну как, а? — рыбоглазый повернулся к приятелям.
В дверях стоял Сфагам. Гембра встретила его по-детски виноватым взглядом, будто говорящим «Ну вот видишь, опять!»
Кривой сделал едва уловимое движение бровью и разбойник, карауливший на всякий случай дверь и почему-то посчитавший себя незамеченным, кинулся на вошедшего сзади. Тот, не оборачиваясь, вскинул согнутую в локте руку.
Сфагам не любил нарочитых эффектов, которые, впрочем, не следует путать с истинным артистизмом мастерского боя, но иногда они выходили сами собой. Все отчётливо услышали, как хрустнула сломанная кость между бровями, через пару мгновений со стуком упала на пол занесённая над головой мастера дубинка, а затем рухнул назад в тень и сам нападавший. Всё это время Сфагам не поворачивая головы продолжал смотреть прямо перед собой бесстрастно спокойным взглядом.
— Ты, Кривой, выдающийся человек, — произнёс он негромким голосом.
Один из разбойников подхватил с табуретки тяжёлый острый тесак и довольно умело метнул его в монаха. Никто не уследил за движением руки Сфагама. Едва уловим был лишь её молниеносный, но плавный разворот. А в следующий момент рукоятка тесака, раздробившего ключицы бандита уже торчала из его яремной впадины. Вытянув на миг подбородок вверх и издав короткий булькающий звук, разбойник бухнулся на колени, а затем упал лицом на пол. Остриё тесака тускло блеснула, выйдя из его затылка. Из угла, где затаились крестьяне, послышались приглушённые возгласы не то ужаса, не то восхищения. Воспользовавшись замешательством, Гембра уцепилась поднятыми руками за верёвку и резко подтянувшись с силой толкнула ногами державшего второй конец. Тот попятился и выпустил верёвку. Отлетев по инерции в сторону, девушка спрыгнула на пол. Разбойники дёрнулись было с мест, но хватать её не решились.
— Так вот,-невозмутимо продолжал Сфагам, — ты выдающийся человек, Кривой. А знаешь, почему? Тебе удалось невозможное — ты меня почти разозлил. Поэтому ты заслужил выбор. Можешь проехаться с нами в Амтасу. Правитель не прочь посмотреть на тебя живьём, прежде чем посадить на кол.
— Никуда я с тобой не поеду! — злобно огрызнулся Кривой.
— Тогда хватит болтать и пошли на задний двор. Всё!
— Мне… мне его оставь, мне! — выкрикивала Гембра, поспешно освобождаясь от верёвок.
Сфагам был страшен сам себе. Его самоконтроль удерживал последние рубежи. Ещё немного и взрыв неуправляемой агрессивности мог превратить его в разъярённого демона смерти. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не разорвать на куски эти сгустки мерзкой вредоносной плоти — вырвать позвоночник, переломать кости, растоптать кишки… Мудрая сила, струящаяся из тонкого мира и взрывная энергия человеческих эмоций схлестнулись в его ослабленном израненном теле, взломав привычное равновесие духа и только опережающая реакция и отработанные до полного автоматизма боевые навыки работали безотказно, не считаясь с болью, сопровождавшей едва ли не каждое движение.
— Мечи на землю! К стене! — Сфагам указал на стенку сарая, замыкающую задний двор.
Трое оставшихся разбойников послушно выстроились у стенки.
— А ты, Кривой, стань на колени и не верти головой — быстрее отделаешься.
— Будь ты проклят! — Кривой, так и не выпустивший из рук меч, в приступе отчаянной злобы кинулся было на Сфагама, но тотчас же отлетел назад и, воя от боли, покатился по земле. Несколько минут он
