оживился, заговорил быстрее. — Однажды затонул корабль. Двенадцать матросов оказались в шлюпке посреди океана. Ну, положение, конечно, незавидное. Однако еды у них много. И воды — недели на две. И карта, и компас. А в океане пока штиль. Так что особо паниковать тоже нет причин. Прошло три дня.
Подобрало их какое-то судно. Но из двенадцати четверо уже умерли. Отчего? Ведь еда и питье были…
Григорий Денисович посмотрел на Юльку.
— От болезни? — подсказал тот.
— Нет. — Григорий Денисович нахмурился, и скобка у него на щеке резко сжалась. Исподлобья, в упор кольнул он Юлу острым взглядом. — От страха умерли… Ясно?
Он замолчал. Молчит и Юла, думает. Видит, как плывет в огромном океане крохотная лодчонка. Гребут матросы. А у некоторых глаза безумные, волосы всклоченные. Лежат на дне лодки. Что-то шепчут. Молятся, что ли?
Поглядел на Григория Денисовича. Тот стоит возле тумбы. Высокий, крутоплечий в тренировочных брюках и майке. Стоит, отдыхает. А лицо хмурое. Видно, тоже эту историю переживает.
Смотрит Юла на Григория Денисовича, на грудь его широкую, на плечи тяжелые, и вдруг говорит как-то почти неожиданно для самого себя:
— Ну и мускулатурочка у вас!..
А мышцы у бывшего офицера в самом деле завидные. Даже на спине так и ходят, перекатываются, желваками вздуваются.
— Не жалуюсь, — говорит Григорий Денисович. — А вот тебя давно хочу спросить. Ты чего это такой?…
И запнулся.
— Дохлый? — подсказал Юла. — Да вы не смущайтесь. Я привык. Меня знаете как дразнят? Юлька- Заморыш. А мать, когда жалеет, дистрофиком зовет. Потому что я тут в блокаду…
— Понятно, — Григорий Денисович нахмурился. И скобка на щеке сжалась. И опять переносицу пальцем скребет.
— Знаете, — говорит Юла. — Я вот однажды Али-Махмуд-Хана видел. В цирке. Знаете? Знаменитый силач турецкий. И вот я тогда подумал: если бы мне стать таким!.. Даже хоть вполовину таким!.. Хоть на четверть! Я бы все на свете отдал.
— Силачом стать? — переспросил Григорий Денисович. — Так это же проще простого.
Юла даже замер; Его большие, всегда словно удивлённые глаза еще шире распахнулись.
— Шутите?
— Какие шутки! Вот тебе простой и абсолютно точный рецепт: пятнадцать подтягиваний. Пятнадцать утром и пятнадцать вечером. На чем хочешь, на дверном косяке, на суку, на воротах, на перекладине. Пятнадцать. И через год — запомни! — всего через год ты станешь вдвое сильнее.
— Через год?
— Да.
— Вдвое?
— Да.
— И вы это всерьез?
— Клянусь! — Григорий Денисович поднял руку.
Юла в тот день просидел в школе все шесть уроков, но о чем говорили учителя, что объясняли, что спрашивали, он почти не слышал. «Неужели всего за год?… И вдвое?…».
Совет Григория Денисовича был такой простой… Как-то даже не верилось. Если все так легко, почему же все люди, все подряд, не становятся силачами?…
На большой перемене Юла увел Веньку в «тупичок». Было у мальчишек такое тайное местечко в школе: в самом низу школьная лестница упиралась в железную дверь подвала. Дверь была толстая, массивная и всегда на замке. А возле нее — полутемная удобная и скрытная площадка, «тупичок». Учителя сюда никогда не заглядывали.
В «тупичке» Юла рассказал другу об удивительном совете Григория Денисовича.
— Интересно, — сказал Венька. Задумался, привалясь спиной к железной двери. — С одной стороны, вроде чуда… Как в сказке. За год — вдвое… А с другой стороны, в двадцатом веке наука уже доказала, что возможности человеческого организма бесконечны…
— Слушай, философ, — перебил его Юла. — А то давай? Попробуем? Вместе…
Венька нахмурился.
— Ты же знаешь, Юла… У меня — легкие… И горло… И вообще какой из меня силач?! — Он махнул рукой.
— А из меня? — сказал Юла.
…Всю ночь. Юла ворочался в постели.
То видел Али-Махмуд-Хана и живую лошадь у него на плечах. То Витька-Башня усмехался: «Ишь чего захотел, Заморыш! А калган отвесить?». И смачно щелкал Юлу по носу. То философ Венька печально размышлял: «Несправедливо устроена жизнь. Почему Башне природа дала такой рост, а мне — половину?». А потом вместо Веньки появлялся загорелый красавец тренер с орлиным носом и говорил: «Бесперспективный ты».
Юла дергался в кровати, вставал, пил воду, снова ложился.
Вместе с матерью, в шесть утра, он совсем встал, оделся.
— Ты что? Заболел? — всполошилась мать.
— Здоров.
Мать недоверчиво пощупала его лоб. Вроде бы холодный. И ушла! А Юла, кое-как позавтракав, выскочил на двор.
Григорий Денисович как раз закончил прогулку с Квантом и теперь делал зарядку. Юла примостился, как всегда, возле каменной тумбы. Глядел и думал: «Спросить? Или неловко?».
Его подмывало проверить у Григория Денисовича: пошутил он вчера? Или правда?
Юла, наверно, долго мучился бы так, но Григорий Денисович, кончив прыгать со скакалкой, вдруг сказал:
— А ну, попробуй. Не высоко прибил?
И показал глазами в угол двора. Там, в проеме между двумя сараями, возле груды бревен, на которых так любил сидеть Юла, он вдруг увидел перекладину. Когда ее успел приладить Григорий Денисович? Вчера вечером, что ли?
Юла от удивления словно онемел.
— Ну, давай испытаем, — сказал Григорий Денисович и первый зашагал к сараям.
Юла медленно пошел за ним.
Он шел и вспоминал спортшколу. И загорелого красавца тренера. И перекладину. И свой конфуз. «Бесперспективный».
Он подпрыгнул, но до перекладины не достал. «Как и тогда», — мелькнуло в голове.
— А ты подставь чурочку, — невозмутимо посоветовал Григорий Денисович.
Юла выбрал толстый чурбан, подкатил его под перекладину и поставил «на попа». Теперь он легко достал до перекладины. Повис.
Подтянулся раз, напрягая все силы. Опустился. Руки опять противно задрожали.
«Как тогда… Все, как тогда».
Он выпустил перекладину. Нет, не получается!..
— Тут секрет простой, — неторопливо сказал Григорий Денисович. — Тренировка. Вот и все. Ежедневная тренировка.
Глава VIII.ВЕЛИКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
ла и Венька сидели на кожаном диване в кабинете
