профессиональная черта большинства учителей (как, например, и врачей), привыкших часто объяснять, внушать, доказывать. Тем более, что Ладыгин, как он сам шутил, был «учителем в квадрате»: преподавал физику в школе и бокс в «Искре».
…Вечером, сидя в раздевалке, в трусах и майке, Виктор Ладыгин привычными движениями левой руки забинтовывал кисть и пальцы правой. Неширокий эластичный бинт плотно окутывал суставы, чтобы в бою предохранить их от вывихов и повреждений.
В раздевалке — большой комнате с длинными скамьями и узкими, высокими белыми шкафчиками — расположилось десятка два боксеров и секундантов.
На скамейках лежали маленькие фибровые и кожаные чемоданчики, разноцветные махровые халаты, трусы, майки, носки, бинты, туфли-«боксерки», полотенца, круглые плоские пластмассовые коробочки с завинчивающейся крышкой, в которых боксеры носят капу — пластинку, защищающую зубы во время боя.
То и дело дверь из зала открывалась, пропуская судью, тренера или врача, и тогда в раздевалку врывался шум трибун, крики, аплодисменты, звук гонга.
Слева, из-за чуть приоткрытой двери душа, доносился плеск и звон тугих струй воды и голоса моющихся боксеров, только что закончивших выступление.
Уже сто сорок девять раз в своей жизни Виктор Ладыгин так же сидел в раздевалке и бинтовал руки, готовясь выйти на ринг. Привычное занятие не отвлекало его мыслей.
Через несколько минут он начнет свой стопятидесятый бой. Честное слово, неплохой боевой список, особенно если учесть, что сто семнадцать встреч он выиграл, причем шестьдесят две — нокаутом.
Сегодня — юбилейный день: сразу три знаменательные даты.
Во-первых, можно поздравить себя с днем рождения.
Виктор усмехнулся, мысленно приподнялся со скамьи и отвесил поклон воображаемым поздравителям. «Благодарю, сеньоры!». Впрочем, откровенно говоря, поздравлять не с чем: как-никак стукнуло уже тридцать четыре. Вообще, тридцатичетырехлетний мужчина- в самом расцвете сил. Но бокс любит молодых. Можно до старости играть в теннис, ходить на лыжах. Нередко встречаются пятидесяти- и даже шестидесятилетние гребцы, конькобежцы, метатели, бегуны. Но нет пятидесятилетних боксеров. Даже сорокалетнего не увидишь на ринге.
Да, несправедливо устроена жизнь…
Виктор Ладыгин уже давно и твердо решил: стопятидесятый бой — независимо от результата — станет его последним боем. Ладыгин не воспринимал это трагически. Он прекратит выступления, но, конечно, не покинет ринга. У него остаются ученики. По-прежнему будет он тренировать молодых боксеров.
Вообще, в последнее время его не покидало хорошее настроение. На днях директор наконец достал деньги на капитальное переоборудование кабинета физики и закупку новых приборов. Вот теперь можно будет развернуться по-настоящему!
Зрители, конечно, не знали о его решении. Не ведали этого и друзья — тренеры, спортсмены. Но сам Ладыгин чувствовал — исчезает быстрота, резкость ударов, нет уже прежней молниеносной реакции.
Сидя в раздевалке, он все время помнил, что сегодня последний раз поднимется на залитый светом, белый брезентовый четырехугольник ринга. Это вторая знаменательная дата.
И, наконец, третья. Сегодня в финале первенства «Искры» он встречается не с кем-нибудь, а со своим учеником Валерием Чутких. Надо же!.. Именно они — учитель и ученик — будут через несколько минут оспаривать звание чемпиона общества.
Ладыгин кончил бинтовать правую руку, оглядел свою работу и принялся за левую.
Из зала донеслись шумные аплодисменты и крики.
— Твой Чернов бьет Малинина, — сказал секундант.
Ладыгин кивнул.
На несколько секунд наступила тишина, потом раздался новый взрыв криков и сразу же весь зал замер. Секундант быстро приоткрыл дверь и взглянул на ринг.
— Малинин в нокдауне [12],- сообщил он Ладыгину. — Силен твой ученичок!
Ладыгин снова кивнул, и мысли его тотчас возвратились к предстоящему бою.
Итак, сегодня он встречается с Валерием, Леркой, как его называют товарищи. Ладыгин улыбнулся. Он вспомнил, как шестнадцатилетним парнишкой, смешным, угловатым, Валерий впервые пришел в зал бокса.
Ладыгин сразу обратил внимание на его ноги — длинные, сухие, мускулистые. Хорошие ноги! Паренек обладал отличной реакцией, был подвижен, но мускулы дряблые и сутуловат. Вскоре выявились и другие недостатки. Валерию не хватало упорства, и, главное, — он был очень чувствителен к ударам.
— Не любит, когда его бьют! — шутили ребята.
Лерка, действительно, предпочитал кружиться и танцевать вокруг противника; казалось, он готов сам не наносить ударов, лишь бы не получать ответных. Но в боксе это невозможно.
Впоследствии выяснилось, что Лерка не любит получать удары еще и потому, что дома ему надо тщательно скрывать синяки от матери. Она не знала, что сын увлекся боксом.
И все-таки однажды, совершенно неожиданно, гражданка Чутких явилась прямо в тренировочный зал.
Лерка смутился.
Мамаша, не глядя в его сторону, представилась Ладыгину и попросила разрешения посмотреть тренировку. Говорила она низким, грудным голосом. Позже Ладыгин узнал, что она работает бухгалтером в банке и зовут ее Софья Андреевна.
Полная, красивая, тщательно одетая женщина с тяжелым узлом волос на затылке опустилась на низкую гимнастическую скамью. Она не говорила ни слова. Сидеть ей было неловко, и Ладыгин приказал одному из учеников принести для нее с ринга табурет.
Пока девятнадцать ребят в трусиках бегали по залу, прыгали через скакалки, вели бой с «тенью», отрабатывали удары на свисающих с потолка огромных кожаных мешках, набитых песком, и «грушах», она соблюдала спокойствие.
Но когда Лерка вышел на ринг для тренировочного боя и противник сразу же нанес ему два сильных удара по лицу огромными, тяжелыми, как утюг, черными перчатками, Софья Андреевна побледнела и крепко стиснула руки.
— Кошмар!
Женщина сказала это тихо, но и Ладыгин, и ученики услышали. Бой сразу прекратился.
Софья Андреевна молча встала, не глядя на тренера, подошла к сыну и увела его с собой.
«Все! Не видать нам Лерки!» — решили товарищи.
Ладыгин не знал, что Чутких ходит на занятия тайком от родителей, и тоже подумал, что ученик потерян.
Но через две недели Валерий пришел и принес записку, написанную красными чернилами на оборотной стороне приходо-расходного ордера. Мать просила Ладыгина, чтобы тренер хоть не разрешал так сильно бить ее сына по лицу: «У него нос слабый; в детстве, бывало, ударится — и сразу кровь».
Всего через полгода Лерку стало уже не узнать: исчезла сутулость, наладилось дыхание, грудь распрямилась.
Софья Андреевна больше не появлялась, но однажды в зал пришел высокий сухощавый мужчина, отец Валерия.
— Мамаша беспокоится… — виновато объяснил он Ладыгину.
«Так! Второй акт трагедии», — подумал тренер.
Но выяснилось, что с отцом нетрудно договориться. Он сразу стал азартно переживать все происходящее на ринге и даже кричал сыну:
— Лупи! В угол! В угол гони!
Однако Лерка все еще не мог называться боксером. Чего уж греха таить — дело прошлое, — парень оказался трусоват. Упорной атаки противника не выдерживал — терялся. Немало пришлось с ним помучиться тренеру.
