Серега с Герой в унисон кивнули. Они помнили.
Тупая, в общем-то, история. Стыдная до не могу. Они тогда глупее, конечно, были, моложе, а все равно стыдно. Маринад уже тогда банчил на перекрестке. Деньги сужал под проценты, таблетки с марочками толкал. Шприцы с героином с собой не таскал, но подсказывал адреса. Народ и перся. Школяры, студенты из соседнего училища, обычные прохожие. От бабок Маринад к вечеру полнел, раздувался, как шар. Убегал, вытряхивал в закутке у Кентукки и снова возвращался с товаром. А в тот день он по дурости сунулся в интернат слабовидящих. Хотел расширить сферу влияния, интервент хренов! Но это ж особая зона, кто туда просто так суется? Вот ему и навешали кренделей.
Серега хорошо помнил, как шушукалась по углам ребятня, как тот же Шама с видом заговорщика обходил пацанов, напоминая, во сколько собираться и где. В итоге собралась толпа человек в тридцать — сразу классов из пяти. Сборная такая солянка. И двинулись к злосчастному интернату. Антошу и Геру с Серегой тоже сговорили. И пошли ведь, сами толком не понимая, куда идут, зачем. То есть потоптали Маринада, так лепота же! Еще и добавить бы по уму. А они, как бараны, шли к интернату мстить — горланили какую-то чушь, прохожих пугали. На территорию «слепошарых» вторглись, как какие-нибудь завоеватели. Малышня и все прочие вмиг свинтили в жилое здание. Воспитахи тоже попрятались. А они колобродили перед окнами, орали гадости, мусором кидались.
Что тогда чувствовал Серега? А разное. Было, конечно, чувство гадливости, но было и другое. Ощущение собственной силы, значимости какой-то. Все-таки они приперлись на чужую улицу, к чужим домам, а никто и не пикнул. Даже взросляки шарахались, когда видели такую стаю. И это пьянило. Серега тоже что-то орал и тоже ждал, когда же «слепошарые» выйдут на поединок. Драться особо не хотелось, но какой-то волчий зуд в крови присутствовал. И ведь вышли «слепошарые», не струсили. Человек десять из самых старших. У двоих в руках вафельные полотенчики с узлами на концах, у одного палка. Короче, полная чепуха — горстка против армады. Правда, многие уже тогда сознавали: как только начнется свалка, интернат проснется и оживет. Он и сейчас замер, припав к многочисленным окнам сотнями напряженных лиц. И конечно, выскочили бы на подмогу — от мала до велика. Уже не десять бы гавриков пластались с тридцатью, а пара сотен. И наваляли бы им круче, чем козлу Маринаду. Спасибо, кто-то из воспитах догадался вызвать милицию. Пара машин ППС моментально разрядила ситуацию. Приблизившимся богатырям в униформе находчивая ребятня тут же и разъяснила, что драться никто не собирался, — решали вопрос о товарищеском матче между школой и интернатом. Типа, значит, мячик погонять, счет залудить. Конечно, им не поверили, но на том все и завершилось. Кстати, Маринад, по слухам, был очень даже доволен. Как-никак за него вступилась вся школа. Значит, авторитет. Значит, статус. И от понимания того, что сыграли они в чужую игру — игру грязненькую да пахучую, Сереге долго еще хотелось потом отмыться.
Сейчас он тоже подошел к крану и тщательно ополоснул руки.
Первый бой, в общем-то, закончился успешно — два ноль. Гоша с Васёной сунулись было с претензиями, но получили по шарам. Гера бил Гошу, Серега — Васёну, Антон караулил сумки. Враг отступил с потерями, но все прекрасно понимали: это не бой, всего лишь увертюра. Двоих оболтусов пустили вперед, чтоб прощупать почву и настрой будущего противника. Троица наглядно доказала, что настрой у них самый решительный. Того же подвывающего Васёну Серега за ухо проволок шагов десять, пендалем спустил с лестницы. Однако за первым ходом обязан был последовать второй. Кто его сделает, сказать было сложно.
— И что теперь? — вздохнул Антоша.
— А что теперь? Ничего, — Серега с наигранной лихостью подпрыгнул, пытаясь достать лампу. Конечно, не достал. — Главное: вместе держаться, тогда не тронут.
— Бойкот объявят.
— Да пусть подавятся своим бойкотом. Чмошники рваные! Бойкот — плохо, когда один. А нас трое.
— И Ева четвертая. Она тоже руку не подняла.
— А чего ей поднимать, она же не видела ничего.
— Не скажи…
Серега поморщился. Где-то в груди отчетливо кольнуло, он знал причину. Занозы — даже самые застарелые — одним махом не выдергиваются. А уж он-то помнил отлично, что в пику Еве Оршанской Анжелка свою рученьку взметнула вверх с нордическим спокойствием. Небось и пальчиком вниз показывала. Гадина, короче. Предательница. Хотя про это лучше не думать. Сейчас, во всяком случае.
— Будем вместе держаться, никто ничего не сделает, — снова повторил он. — Что там в записке-то было?
Он спрашивал про записку, которую бросили им на парту перед самым звонком. Серега тогда сделал вид, что не видит бумажки, а вот Антоша подобрал. Может, зря, а может, и нет.
Достав из кармана сложенный вчетверо квадратик, Антон развернул его и с выражением зачитал:
— «После уроков готовьте жопы. Короче, кранты вам…», дальше тут непечатное.
Серега фыркнул. Он и сам догадывался, что непечатное. Это, кстати, было знаковым моментом в их дружбе. Табу на матерные слова. Ни Серега, ни Антон, ни Гера никогда не ругались. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Даже сейчас вон Антоша споткнулся и не прочел.
— Черная метка, блин! — Гера криво улыбнулся. — Чей почерк-то?
— Печатными буквами намалевали.
— Тоже, кстати, знак! — Серега взбодрился. — Опасаются, выходит. Знают, что почерк узнаем и задницу потом надерем.
— Конечно, опасаются. Потому и пугают.
— Пусть пугают, нам-то что? — задиристо вопросил Гера. — Кто у них есть-то из реальных бойцов? Гоша, что ли? Так получил уже в тыковку, не скоро вернется. Митек, Кокер, Димон — тоже не пляшут. Сами по себе они — ничто.
— Шама — подсказал Антон.
— Шама — да, сильный, но Серега рубился с ним в прошлом году, ничья получилась. Серому губы разбили, Шама фонарем потом сиял. Так что фифти-фифти. Сэм тоже не сунется. Этот кенарь всегда чужими руками жар загребает.
— А Алик с Максом?
— Ну эти, конечно, могут навалять. Но втихаря, когда никто не видит.
— И против троих тоже не сунутся, — подтвердил Серега. — Макс мне в третьем классе палкой в ухо ткнул, так я его крепко поколотил. Рубаху порвал и вокруг школы гонял. Не догнал, правда.
— Это да, он быстро бегает…
— Все равно — должен помнить.
— Не знаю, — усомнился Антоша. — Я слышал, они в карате неплохо продвинулись. Уже и пояса какие-то заработали.
— Да болтают больше! — фыркнул Гера. — В классе-то никто с ними по-настоящему не сходился. И с нами не сойдутся. Кишка слаба!
— А Краб? — напомнил Антон, и все трое немедленно загрустили. Потому что в случае с Крабом все и впрямь становилось гораздо серьезнее.
Краб водился с бывалой шпаной, да и сам по себе был опасен. Недаром его все знали — и старшаки, и Дюша с Клепой, и пацаны совсем уже из далеких районов. Даже Маринад перед ним лебезил. Считай, год или два Мишаня Крабов вообще ни с кем не дрался. В школе, понятно. Потому как аура, окружающая этого паренька, напоминала бронированный литой панцирь. Он и подтягивался больше всех, и на руках легко бегал. В секции, правда, никакие не ходил, но Серега видел однажды, как тот же перворазрядник Влас поднял брошенную Крабом перчатку и сплоховал.
То есть Краб тогда слонялся со своей компахой возле стадиона и, углядев тренирующегося Серегу, решил подойти. Поболтали, конечно, немного — о школе, о боксе, о прочих пустяках. Татуированной своей ручищей Краб при этом крутил и подбрасывал царский пятак. Он всегда что-нибудь такое крутил в пальцах — какие-нибудь блесткие безделушки: цепочки, ножички, свинцовые шары, а в этот раз притащил старинный пятак. Сидя на корточках, раскручивал его волчком на асфальте, потом подбрасывал, ловил и
