обходные маневры. Чувствуешь себя полной дурой».
Настроение, с утра бывшее хорошим, даже малость приподнятым из-за хорошей погоды (бабье лето хоть и запоздало, но все же вступило в свои права), постепенно и вроде как незаметно испортилось. «Суету ради суеты» и прочие бессмысленные, но почему-то считающиеся нужными действия Анна не любила.
Ко второй больной пошли вместе с заведующей отделением. В палате пробыли недолго. Все ясно — диагноз соответствует, лечение соответствует, положительный эффект от терапии отмечают не только врачи, но и сама больная, а вот дочери неймется — каждый раз, приходя навестить свою мать (хорошо еще, что случается это дважды в неделю, не чаще), к чему-нибудь придирается, выговаривает, иногда даже скандалит. То ей не нравится, как мама дышит, то как она ходит, то суточная задержка стула приводит ее в неистовство. И чего? Ходит мама как может, дышит как получается, а чем по поводу запора свирепствовать, лучше купить маме полкило чернослива. Хорошего чернослива, желательно без косточек, чтобы мама не подавилась ненароком. Деньги небольшие — рублей двести (это вам не полкило черной икры), а радости, полезного для организма калия и не менее полезных витаминов сколько! И никаких запоров, что самое главное.
— Такое впечатление, что дочурка состоит на учете в ПНД, — сказала Юлия Юрьевна, вернувшись в ординаторскую. — Уж больно она неадекватная.
— У матери не спрашивали? — поинтересовалась Анна.
— Спрашивала. — Юлия Юрьевна многозначительно повела бровями. — Но она отвернулась и ничего мне не ответила. Скорее всего я угадала. Но какая разница? На нас с Еленой Эдуардовной одна шизофреничка написала жалобу два года назад. Ни слова правды — одни бессвязные эмоции! Я пыталась объясниться, говорила, что все это бред, что она в ПНД состоит на учете, а мне сказали: «Это неважно. Правами она пользуется такими, как и все остальные». Так и получили по выговору.
— Одно хорошо, — доктор Губанова была худа и невысока, но голос имела зычный и громкий, — что она к нам больше не ложится. Наверное, боится, что усыпим!
— Так она же подмосковная, — сказала Юлия Юрьевна, — у себя небось и лечится. К нам-то она с улицы попала, приехала в Москву и начала задыхаться от нашего чистого воздуха.
— Можно подумать, что в Подмосковье он лучше, — скривилась Губанова.
— В Мытищах — навряд ли, — ответила заведующая, — а вот сестра моя живет в Ивантеевке, так там хорошо… только работать негде…
Отпустив курсантов на лекцию Аркадия Вениаминовича, Анна решила немного поработать над диссертацией, но сегодня был явно не диссертационный день. Позвонили из института и попросили срочно приехать на внеочередное заседание координационного совета по развитию чего-то там. Анна давно забыла полное название совета и то, что она в нем состоит, а вот про нее не забыли.
— Должен приехать кто-то из правительства, — ректорская секретарша возбужденно-волнительно придыхала после каждого второго слова. — Валерий Никитович сказал, чтобы были все, и живые и мертвые…
— Мертвых уже обзвонили? — полюбопытствовала Анна.
— Ну это он образно… — укоризненно протянула секретарша и закончила на бодрой ноте: — Начало в пять часов. Валерий Никитович лично проведет перекличку!
— Зашибись! — сказала в пространство Анна, кладя мобильник на стол. — Зашибись! Расшибись! Отшибись! Ушибись! Взрослые люди, а ведут себя как пыльным мешком ушибленные! Ректор института будет считать по головам своих сотрудников. Детский сад в рамках одного отдельно взятого института. И все это ради того, чтобы часок покемарить под речь какого-нибудь седьмого помощника шестого замминистра о каких-то там перспективах развития… Поубивала бы!
В раздраженном состоянии (наложилось, называется, одно на другое) работать над диссертацией бессмысленно — только ошибок наделаешь. Анна полезла в Интернет. Первым делом поискала — не написал ли про нее чего-нибудь нового в Сети Дмитрий Григорьевич, летописец наш драгоценный? Оказалось, что не написал. Ждет, наверное, когда окончательно возбудится министерство.
Министерство молчало. Кроме звонка Аркадию Вениаминовичу, никаких других признаков активности не было. Но Анна не обольщалась и не думала, что про нее забыли. Тучи сгущались. Они всегда так сгущаются-сгущаются, а потом ка-а-к ударят молнией… Вздохнув, Анна прекратила поиски и поинтересовалась пробками.
Яндекс-пробки привычно «порадовали». Они прочертили красным весь путь от больницы до института и недвусмысленно советовали отправляться на заседание совета на метро, бросив «шестерку» на больничном дворе. После минутного раздумья, Анна решила, что машину здесь на ночь оставлять не станет, вон в прошлом году со «шкоды» Винькова, после активного и многократного (на кафедре и в отделениях) отмечания дня медика заночевавшего у себя в кабинете, ночью сняли аккумулятор. Виньков грешил на охранников, сильно грешил, но аккумулятора так и не нашел. Ушло — так навсегда.
Пробки — это хорошо. Пробки — это даже на руку. Если пририсовать к минусу черточку, то минус превратится в плюс.
Без десяти пять Анна припарковалась возле своего подъезда и, не выходя из машины, позвонила в ректорат.
— Это Вишневская, доцент кафедры иммунологии. Передайте, пожалуйста, Валерию Никитовичу, что я намертво застряла в пробке и к началу не успею.
— Все что-то в пробках застряли, — недовольно пробурчала секретарша.
— Москва, — ответила Анна и выключила мобильный совсем.
Дерганый бестолковый день следует заканчивать тихим домашним вечером, неспешным, даже вялым, и наедине с самой собой, без гостей, звонков и переписки в Сети.
Проверено. Помогает.
Откуда-то из такого далекого уже детства всплыло:
Старая задорная комедия запомнилась Анне не только замечательной песней, которую пели совершенно не страшные разбойники, но и не менее замечательной фразой из другой песни: «Это даже хорошо, что пока нам плохо».
То, что обходной путь нередко бывает удобнее и эффективнее прямого, Анна поняла еще в школе. Одноклассницы и одноклассники, не слишком усердные в учебе, получали пятерки благодаря особенному отношению учителей. Особенное отношение достигалось двумя путями. Можно (а по мнению некоторых — и нужно) было ябедничать, учителя обожали знать все по всех, а можно было дарить подарки. Подарки учителя любили даже больше, чем сплетни. Все это, подарки и ябедничество, называлось «быть на хорошем счету». Сама Анна, несмотря на почти отличную учебу (а чего бы не учиться на «пятерки», если схватываешь все на лету?), на хорошем счету не числилась. Мешало поведение. Накостылять однокласснику, решившему поиграть в футбол ее портфелем, наговорить дерзостей учительнице в ответ на «ваше дело — слушать, что я говорю и делать, как я говорю!», на спор пройтись колесом по коридору во время большой перемены на глазах у директора (ну что тут такого, если в спортзале можно, то почему в коридоре нельзя, школа ведь одна и та же?). Короче говоря — не складывалось у Анны с педагогами, как-то так. Разумеется, Анна не могла этого не замечать, разумеется, замечая, она не могла не анализировать, анализируя, она не могла делать выводы, которые поначалу казались парадоксальными. Но только поначалу, потому что по мере осмысления парадоксальное превращалось в логичное. Думать ведь тоже надо правильно, исходя из правильных предпосылок. Правильно начнешь — правильно закончишь. А как же иначе?
