фронта. На всех железнодорожных станциях разгружались орудия и снаряжение. Все дороги были забиты танками, автоколоннами, транспортом на конной тяге и пехотой. Какой будет численность Красной армии к моменту наступления, никто не мог оценить даже приблизительно, но на территории Германии выявили три армейские группировки, сосредоточенные в основном прямо напротив позиций группы армий «Висла».
Глядя на наследуемый фронт, Хейнрици в первый раз видел то, что впоследствии назовет «голой, шокирующей правдой».
Тонкая волнистая красная линия на карте отмечала позиции «Вислы», протянувшиеся на 175 миль — от Балтийского побережья к слиянию Одера и Нейсе в Силезии, откуда начинались позиции войск генерал- полковника Шернера. Большая часть фронта пролегала по западному берегу Одера, но было и три главных плацдарма на восточном берегу: на севере в Штеттине, столице Померании XIII века; на юге в городке Кюстрин и в старом университетском городке Франкфурт-на-Одере; два последних — в самом жизненно важном секторе прямо напротив Берлина.
Хейнрици обнаружил, что для того, чтобы помешать русским захватить столицу и проникнуть в самое сердце Германии, у него всего лишь две армии. На северном фланге фронт удерживала 3-я танковая армия под командованием тщедушного генерала Хассо фон Мантейфеля, после Гудериана и Роммеля, вероятно, величайшего тактика танкового боя в вермахте. Его армия занимала позиции протяженностью около 95 миль — от точки севернее Штеттина до слияния канала Гогенцоллерна и Одера приблизительно в 28 милях к северо-востоку от Берлина. Дальше восьмидесятимильная оборона до слияния с Нессе находилась в руках сорокасемилетнего очкарика, генерала Теодора Буссе, и его 9-й армии.
Угнетенный открывшейся перед ним картиной, Хейнрици не был чрезмерно удивлен громадой русских войск. На Восточном фронте стало обыденным делом сражаться без воздушного прикрытия, имея минимум танков и противника, превосходящего по численности по меньшей мере в девять — десять раз. Хейнрици прекрасно понимал, что все зависит от качества войск. Сейчас его больше всего тревожил состав обеих армий.
Для опытного Хейнрици показателем прошлого дивизии и ее боеспособности служили ее название и имя командира. Сейчас, изучая карту, он обнаружил несколько регулярных дивизий, о которых он ничего не знал. Вместо обычных идентификационных номеров, большинство из них носили странные названия, такие, как «Группа Кассен», «Добериц», «Нидерланд», «Курмарк», «Берлин» и «Мюнхебеуг». Интересно, думал Хейнрици, что это за части? Сборные войска, наспех сколоченные из остатков бывших дивизий? Карта Гудериана не давала ответа на этот вопрос. Хейнрици хотел бы увидеть все своими глазами, так как у него зародилось подозрение, что за этими названиями нет реальных дивизий, однако он не стал озвучивать свои подозрения, ибо Гудериан хотел обсудить более неотложные проблемы, и в особенности Кюстрин.
Самой большой армией Хейнрици была 9-я армия Буссе, стоявшая прямо перед Берлином. Из россыпи красных отметок на карте становилось очевидным, что Буссе находится в тяжелом положении. Русские, как сказал Гудериан, концентрируются напротив 9-й армии. Они прилагают колоссальные усилия, чтобы уничтожить два немецких плацдарма на восточном берегу у Кюстрина и в районе Франкфурта. Ситуация в Кюстрине — самая угрожающая.
В этом секторе в предыдущие недели Красной армии удалось несколько раз форсировать Одер и захватить плацдармы на западном берегу. В большинстве случаев русские были отброшены назад, но, несмотря на отчаяные усилия немцев, все еще удерживали значительные плацдармы по обе стороны Кюстрина. Между этими клешнями оставался единственный коридор, связывавший защитников Кюстрина с 9-й армией. Как только клешни сомкнутся, Кюстрин падет, а русские получат главный плацдарм для броска на Берлин.
Гудериан прервал размышления Хейнрици еще одной неожиданной и неприятной новостью: Гитлер решил предпринять атаку на русский плацдарм к югу от Кюстрина, и генерал Буссе ведет подготовку. Я полагаю, атака начнется не позднее чем через сорок восемь часов.
План, как объяснил Гудериан, заключается в наступлении со стороны Франкфурта в 13 милях ниже по течению от Кюстрина. Пять гвардейских танковых дивизий должны форсировать реку, провести наступление по восточному берегу и ударить по южному русскому плацдарму с тыла.
Хейнрици изучил карту. Франкфурт-на-Одере раскинулся на обоих берегах реки, по большей части на западном. Обе части города связаны единственным мостом. Новому командующему группой армий «Висла» со всей очевидностью стали ясны два факта: первый — холмистый восточный берег создает идеальные условия для артиллерии русских; огнем с высот они успешно остановят продвижение немцев. Второй и самый неприятный факт: плацдарм на восточном берегу слишком мал для сосредоточения пяти моторизованных дивизий.
Хейнрици долго размышлял над картой. Он не сомневался, что скопление немецких дивизий будет немедленно обнаружено и подвергнется сначала артиллерийскому обстрелу, а затем воздушной бомбардировке. Хейнрици поднял глаза на Гудериана и просто сказал:
— Это совершенно невозможно.
Гудериан согласился и сердито заметил, что единственный выход для сосредоточения дивизий — «перекатиться одна за другой через мост и выстроиться в колонну из людей и танков в пятнадцать миль длиной». Однако Гитлер настоял на атаке. «Она будет успешной, — заявил он Гудериану, — потому что русские не ожидают такой дерзкой и нетрадиционной операции».
Продолжая изучать карту, Хейнрици увидел, что сектор между Кюстрином и Франкфуртом забит русскими войсками. Даже если бы удалось начать атаку с маленького плацдарма, русские так сильны, что немецкие дивизии никогда не дойдут до Кюстрина.
— Наши войска окажутся прижатыми к Одеру не только русскими, но и своими же тылами. Это будет катастрофа, — мрачно заявил Хейнрици.
Гудериан промолчал, возразить было нечего. Он вдруг взглянул на свои часы и раздраженно воскликнул:
— О боже, в три часа я должен быть в Берлине на совещании у фюрера. — Одно упоминание об этом вызвало новый взрыв ярости. — Невозможно работать, — прошипел Гудериан. — Дважды в день я часами выстаиваю около Гитлера, выслушивая чушь, которую несет его окружение… пустая болтовня! Я ничего не могу делать! Трачу все свое время на дорогу и выслушивание чепухи!
Гнев Гудериана был столь бурным, что лицо его стало красным как свекла, и Хейнрици на мгновение испугался, что сердечный приступ убьет начальника штаба на месте. Гудериан помолчал, пытаясь взять себя в руки, а затем сказал:
— Гитлер собирается обсуждать атаку на Кюстрин: Может быть, вам лучше поехать со мной.
Хейнрици отклонил приглашение:
— Если предполагается, что я должен начать эту безумную атаку послезавтра, то мне лучше попасть в свой штаб как можно скорее. — Затем он упрямо добавил: — Гитлер может подождать меня несколько дней.
В приемной Генрих фон Била отмечал время по стопке карт, все уменьшавшейся по мере того, как их уносили в кабинет Гудериана. Оставалось всего одна-две, значит, совещание подходит к концу. Фон Била склонился на столом и лениво взглянул на верхнюю. Это была карта всей Германии, но надписи казались несколько иными. Фон Била уже хотел отвернуться, когда что-то привлекло его внимание. Он всмотрелся попристальнее. Карта действительно отличалась от всех остальных. Надписи на ней были сделаны по- английски. Он наклонился и стал внимательно изучать карту.
Глава 4
Было почти шесть часов вечера, когда усталый Хейнрици добрался до своего штаба в Биркенхайне около Пренцлау. Все два с половиной часа, что они ехали из Цоссена, он молчал. Фон Била попробовал завести разговор, спросив генерала, видел ли он «ту» карту. Он допускал, что Гудериан показал Хейнрици ее копию, и объяснил содержание. На самом деле Хейнрици ничего о «той» карте не знал, и на вопрос адъютанта не ответил, только еще крепче стиснул зубы. Никогда прежде фон Била не видел шефа таким
