ответа.
…Было уже около десяти часов вечера, когда Уайклифф пришел к Керси в «Сейнер», пропустил стаканчик на ночь, а потом поднялся на вершину холма в отель и завалился спать.
Констебль Уоррен приготовился к ночному дозору в одиночестве. Он был одет не в полицейскую форму, а в джинсы и куртку из плащевой ткани и прихватил с собой рюкзачок, куда положил термос с кофе, бутерброды, фонарик и свою табельную рацию. Он высадился из патрульной машины в начале проселка, что вел к Трегеллесу. Дальше ему предстояло пройти пешком через поля, чтобы подобраться к ферме незамеченным.
— Спокойного дежурства! — напутствовали его из патрульного автомобиля, прежде чем уехать.
Шел десятый час, и сумерки только что уступили натиску мрака наступающей ночи — оранжевая полоска где-то далеко за Додманом обозначала новую линию фронта этой битвы. Уоррен пробрался по тропке меж трех полей, где устроившиеся на ночлег коровы провожали его взглядами, поворачивая головы. Света оставалось ровно столько, чтобы сосны позади бунгало Иннесов могли служить для него ориентиром. Он обогнул деревья; окна бунгало были освещены, оттуда доносилась музыка. Еще одно поле, и он смог различить смутные очертания построек, которые прямоугольником стояли вокруг хозяйственного двора фермы Трегеллес. Он попал на тропу, что вела к ферме со стороны Хейвена, и еще через пару минут уже был у ее ворот.
Здесь уже вполне можно было устроить наблюдательный пункт: видно весь фасад дома, как и большую часть двора, а в случае необходимости — и укрытие рядом. В комнате на первом этаже горел свет. Джейн Рул сидела за столом. Она что-то шила или штопала; рука то взлетала вверх, то опускалась по мере того, как она орудовала иглой. Клиффорда ему не было видно.
Вскоре после десяти свет погас, но почти сразу же появился в окне второго этажа. Еще через пять или десять минут дом погрузился в темноту. Доносились смутные звуки — поскрипывания, стуки, шорохи, по временам что-то похожее на писк — это кролики и куры беспокойно возились во сне. Уоррен осторожно обследовал противоположную сторону дома. Там в одном из окон второго этажа свет еще горел, но тут же погас, едва Уоррен успел его заметить. Очевидно, теперь оба члена семьи Рул улеглись спать. Уоррен вернулся на своей пост и позволил себе немного кофе.
К часу ночи кофе у него кончился, а вскоре после этого он съел последний бутерброд. Ночь выдалась безветренная, тихая — луны не было, только звезды, но Уоррен, чьи глаза быстро привыкли к темноте, видел окружающее словно при свете дня. Он мог слышать море — легкий шепот накатывавшихся на берег волн в полутора километрах отсюда. Время от времени по шоссе проносились запоздалые машины. Однажды где-то очень далеко проревел двигателями самолет. Вот, собственно, и все.
Уоррен еще раз совершил обход территории, но на этот раз, когда он возвращался на прежнее место, в доме залаяла собака. Он замер, вжавшись в темную и холодную стену, однако ничего не последовало; пес издал еще пару зловещих рыков и успокоился. Уоррен прокрался на свой HIT, где уже облюбовал себе камень, чтобы сесть.
Без нескольких минут три он бросил взгляд на часы и именно в этот момент заметил резко наступившую перемену. Похолодало, звезд он уже не видел, а в воздухе сгустился туман. Хотя ветра не было, туман вихрился и вздымался клубами, порой он почти рассеивался, но лишь для того, чтобы снова окутать все вокруг. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Уоррен вновь посмотрел на часы: без десяти четыре. Он поднялся, чтобы размять затекшие ноги, и вдруг услышал звук, напоминавший отдаленный всплеск. Где-то залаяла собака, но лай быстро прекратился. Стоит ли обратить на этот всплеск внимание? Пожалуй, надо все-таки сделать запись для отчета. Пусть знают, что он не спал.
«В 03 ч 53 мин слышал что-то похожее на всплеск в воде».
Сразу после этого он, должно быть, все-таки задремал, потому что, когда в следующий раз окинул взором двор фермы, то увидел крупного сложения фигуру, совершенно неподвижно стоявшую в самом его центре. Это был мужчина. Туман и темнота не позволяли разглядеть деталей, но Уоррен заметил, что через его руку перекинуто переломленное для зарядки охотничье ружье.
Чисто автоматически Уоррен посмотрел на часы. Тридцать две минуты пятого, с востока небосклон уже начал заметно бледнеть.
Он еще колебался, как ему следует поступить, когда жизнь сама все решила за него. Мужчина сделал резкое движение стволом ружья вверх, раздался щелчок. Когда незнакомец решительно направился к дому, Уоррен рванулся ему наперерез через двор, но настиг только у самой входной двери.
— Я сотрудник полиции при исполнении служебных обязанностей. Назовите свое имя и фамилию.
Ему было страшновато. Он запыхался и говорил не без труда. Сейчас он сумел наконец разглядеть лицо мужчины. Это был Джеймс Клемо — хозяин кемпинга. Клемо молча смотрел на молодого полисмена, и лицо его при этом ничего не выражало.
— Что вы здесь делаете в такой час и зачем вам ружье?
Клемо и теперь ничего не сказал. Собака в доме уже зашлась от бешеного лая.
— Отдайте мне ружье, пожалуйста, сэр.
В одном из окон второго этажа включили свет.
Клемо не двигался, но покорно позволил Уоррену забрать ружье. Тот про себя возблагодарил всех святых, что покровительствуют полицейским, разломил ружье и вынул патрон из казенной части. Из дома доносился пронзительный голос Джейн Рул, которая накричала на сына и приказала собаке заткнуться. Дверь открылась, и она возникла на пороге в ночной сорочке. Тут же у нее за спиной замаячила фигура Клиффорда.
— Бога ради, что здесь происходит?
Глава седьмая
Эстер вздрогнула и проснулась. Неужели же это был сон? Она нервно села в постели, вся в напряжении. В доме царила полнейшая тишина, ни звука не доносилось и из кемпинга, но ей было слышно, как в отдалении ритмично рокотало море. Ночь стояла безлунная, но свет, проникавший сквозь окно, наполнял комнату тенями и смутными силуэтами. Он косым лучом падал на статую Богородицы, и Эстер поспешно перекрестилась.
— Пресвятая Дева Мария, Матерь Божия…
Она уже несколько дней жила в предчувствии грядущего зла, а сейчас ощутила его появление почти физически — в собственной комнате. Она выбралась из-под одеяла, накинула халат поверх ночной рубашки, нащупала ногами тапочки. Не зажигая света, она преклонила колени перед Богоматерью, потом вышла из комнаты. Спальня Джеймса была рядом, и дверь оказалась приоткрытой. Эстер распахнула ее и заглянула в комнату. Кровать, откинутое одеяло… Джеймса не было. Ее губы беззвучно шевельнулись:
— Молю тебя, Господи, не дай ему…
Она спустилась вниз, прошла коридором вдоль задней стены дома и оказалась в комнате, что соседствовала с кухней и прежде служила конторой. До этого момента она передвигалась по дому неслышно и в темноте, теперь же включила свет. Старинные часы над рабочим столом Джеймса показывали двадцать минут четвертого. Дверца стенного шкафа была открыта, цепочка с замком, на который запиралось ружье Джеймса, свисала. Ружье исчезло.
— Боже, воспрепятствуй ему!
Преодолев минутную растерянность, она приняла решение. У вешалки рядом с черным ходом она нашла старые башмаки, в которых обычно возилась в саду. Твидовое пальто накинула прямо на халат. Здесь же на полке они всегда держали фонарик. Захватив его, Эстер выскочила наружу.
И оказалась в пелене обманчивого тумана. Ни в одном из окон передвижных домиков не горел свет, но территория кемпинга была освещена несколькими фонарями, которые казались сейчас сквозь туман
