мне, что я в его власти или, что мне придется побороться, чтобы уйти. Одно мгновение, но этого было достаточно, чтобы напомнить мне о том, что произошло в нашу прошлую встречу.
В последний раз, когда мы охотились, Олаф и я вырезали сердца вампиров. Те вампиры были могущественными и старыми, так что нельзя просто проткнуть сердце колом. Необходимо вынуть сердце из грудной клетки и сжечь его позже.
Я запуталась во внутренних органах, когда доставала сердце. Он предложил помочь, я согласилась. Я забыла, кто он такой.
Он засунул руку в дыру, которую сделала я, так что его рука скользнула внутрь рядом с моей в грудной клетке. Только когда его ладонь обвилась вокруг моей, сжимая обе наши руки вокруг еще теплого сердца, я посмотрела на него. Мы оба склонились над телом, наши лица были в дюйме друг от друга, наши руки были глубоко в теле мужчины. Он смотрел на меня вдоль тела, на наши руки с окровавленным сердцем. Он смотрел на меня так, будто у нас ужин при свечах, а я в изысканном нижнем белье.
Он держал свободную руку на моей руке, заставляя вынимать сердце из грудной клетки мучительно медленно. Он растянул этот процесс, наблюдая за моим лицом, пока мы делали это. На последних нескольких дюймах он смотрел вниз, на рану, а не на мое лицо. Он наблюдал, как наши руки поднимаются из отверстия под грудиной. Он держал свою руку на моей руке и направлял её вверх, так, что мгновение мы держали сердце вдвоём, а он мог смотреть на меня поверх истекающего кровью мускула.
Он тогда украл мой поцелуй, наш первый поцелуй, и в моих силах было сделать этот поцелуй последним.
— Отпусти меня, — сказала я, мягко, акцентируя каждое слово.
Его губы разошлись, и он томно выдохнул. Это было хуже улыбки. Я поняла в этот момент, что стала его трофеем с того убийства. Трофей серийного убийцы — нечто, что они берут у жертвы или просто с места преступления, чтобы потом, когда они увидят это, или коснутся этого, или услышат это, почувствуют запах, или вкус, испытать что-то, что вернуло бы их в воспоминание о той резне.
Я приложила все силы на то, чтобы не показать страха, но, видимо, у меня не получилось. Эдуард практически встал между нами, говоря:
— Ты ее слышал.
Он повернул свой взгляд за стеклами темных очков на Эдуарда. В последний раз, когда мы были все вместе, Эдуард сделал все, чтобы защитить меня, но теперь защита меня от Олафа была не просто вопросом пистолетов и угроз. В тот раз Эдуард взял мою руку, будто я была маленькой девочкой, которую нужно водить за ручку. Тогда Эдуард ко мне впервые прикоснулся, как к девушке, потому что я никогда не была для него просто девушкой. Он вложил в голову Олафа идею о том, что он, Эдуард, рассматривает меня, как девушку, вероятно, даже свою девушку. Может, как девушку, которую он хочет защищать. Я не позволила бы никому подвергать себя опасности подобной ложью, но если кто и мог справиться с Олафом, так это Эдуард. Кроме того, он с Эдуардом подружился раньше, чем познакомился со мной, так что это промах Эдуарда, что Олаф воспылал страстью ко мне.
Сейчас Эдуард повторил этот жест снова. Он положил руку мне на плечи. Это было первое. Это не помогало моей репутации среди полицейских, но они меня сейчас мало волновали. Все, что меня в данный момент интересовало, это мужчина, державший мои руки в своих. Это был настолько невинный жест, но эффект, который он на него производил, да и на меня тоже, не был невинным настолько, что вам и представить сложно.
Эдуард положил руку мне на плечи, не совсем объятие, скорее, обозначение своей территории. Что-то подобное делают школьники-спортсмены со своими подружками-болельщицами. Опять таки невинный жест, но это был знак обладания. Это мое, не твое.
Я не была собственностью Эдуарда, но в тот момент я, возможно, согласилась бы стать чьей угодно, лишь бы Олаф меня не получил. Я старалась не поднимать в памяти детали нашего общего последнего убийства, от одной мысли о которых моя кожа начинала покрываться мурашками, даже несмотря на стоявшую в Лас-Вегасе жару.
Олаф выдал Эдуарду полноценный пристальный взгляд из-за стекол очков, и медленно отпустил меня. Он отступил от нас.
Эдуард держал руку на моих плечах и при этом всматривался в крупного мужчину. Я просто стояла там и пыталась подавить дрожь, но под конец сдалась. В жаре, настолько раскаленной, что было тяжело дышать, я дрожала.
От этого Олаф вновь улыбнулся, и на мгновение у меня отчётливо мелькнула мысль, что когда-нибудь я его убью. Возможно, не сегодня или даже не в этой операции, но, в конце концов, он переступит черту, и я его убью. Мысль помогла мне успокоиться. Помогла мне почувствовать себя немного лучше. Она помогла мне улыбнуться в ответ, но улыбка была не равноценной. Его улыбка была чертовски сексуальной; моя была из тех самых неприятных, которая пугала плохих парней по всей стране.
Олаф нахмурился, глядя на меня. Это заставило улыбнуться меня еще шире.
Эдуард сжал мои плечи в неполном объятии, потом отстранился.
Я поймала взгляды нескольких полицейских, что стояли у здания. Они наблюдали этот спектакль. Я сомневалась, что они поняли, что именно увидели. Но они видели достаточно, чтобы понять, что между мной, Олафом и Эдуардом возникла некоторая напряженность. Они сделали точно такой же вывод, что и Олаф, что мы с Эдуардом пара, и это была расстановка границ собственности.
Они уже были убеждены в том, что я трахаю всех, так почему же по моему самолюбию так больно ударило лишнее подтверждение этих слухов?
Я смотрела на копов, наблюдавших за нами, и нашла двоих, которые не смотрели в нашу сторону. Как только я увидела их, я поняла, кто четвертый маршал.
Бернардо Конь-в-Яблоках стоял рядом с помощницей шерифа. Ее волосы длинной до плеч были собраны в «конский» хвост. Небольшое треугольное лицо было обращено на него, все в улыбках и смешках. Даже форма не могла скрыть, что девушка миниатюрна и соблазнительна.
Бернардо был высоким, смуглым и красивым, даже по стандартам, к которым привыкла я. Его волосы были почти черными, чернее моих, того самого оттенка, который на солнце дает синий отблеск. Он собрал их в косу, конец которой доходил ему почти до талии. Он сказал что-то девушке, что вызвало у нее смех, и направился к нам.
Он был все таким же широкоплечим с тонкой талией и поражал своей прекрасной формой. Все указывало на это. Он к тому же был индейцем с точеными скулами, которые можно получить только от природы. Это был симпатичный кадр, и девушка наблюдала, как он уходит от нее. Взгляд на ее лице явно говорил о том, что если он позвонит ей позже, у них будет свидание. И Бернардо прекрасно об этом знал. Нехватка самоуверенности при общении с женщинами явно не была его проблемой.
Он улыбнулся, когда подошел к нам, надвинув на глаза темные очки по дороге, чтобы выглядеть неотразимым манекенщиком, когда он подошёл к нам.
— То, что вы тут вытворили, было прекрасным спектаклем, — сказал он. — Они теперь абсолютно убеждены, что наш большой парень назначил тебе свидание или собирался это сделать, но Тэд его опередил. Я приложил все усилия, чтобы убедить помощницу шерифа Лоренцо, что я не имею ни малейшего шанса заполучить твое внимание.
Я не могла не улыбнуться, качая головой.
— Рада слышать это.
На его лице появилось забавное выражение.
— Я понимаю. что ты сказала это всерьёз, но позволь заметить, что это удар по моему самолюбию.
— Я думаю, ты оправишься, а помощник шерифа будет счастлива облегчить твою боль.
Он обернулся назад и послал её улыбку мировой звезды. Она улыбнулась в ответ и выглядела взволнованной. Это была улыбка в несколько ярдов длиной.
— Это как встреча старых знакомых, — заметила я.
— Сколько уже прошло, почти три года? — переспросил Бернардо.
— Что-то вроде того, — кивнула я.
Олаф наблюдал за нами, ему это явно не нравилось.
— Ты понравился девчонке.
