– Не хотите, чтобы вас видели? – поинтересовался Томас.
– Чтобы он видел, – уточнил Грэм.
Что-то в мрачном выражении лица сержанта предостерегло Томаса от дальнейших вопросов.
Как только Лефевр исчез из виду, дверь снова отворилась, и появилась еще одна пухленькая краснощекая служанка, которую Томас иногда видел в окне кухни, занятую готовкой. Она сняла чепец, обнажив русые волосы, заплетенные в косу, обернутую вокруг головы. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто за ней не наблюдает, она перебежала через двор» прошмыгнув мимо кучи грязной соломы, которую набросал Байрам, и скрылась в конюшне.
– Им следовало бы найти более укромное местечко для свиданий, – заметил Грэм. – Рано или поздно они попадутся.
– Согласно Публиусу Сирусу, – сказал Томас, – любовь и мудрость несовместимы.
– Верно подмечено, – согласился Грэм, внезапно погрустнев.
– Что верно подмечено? – спросила Джоанна, выходя из кухни с полной поварешкой.
Почему-то этот вопрос смутил Грэма.
– Томас сказал, что я выгляжу усталым, – ответил он после небольшой заминки.
– Тебе следует лечь. – Она снова зевнула, наливая овсянку в миску Томаса. – Я бы тоже легла, но я обещала мистрис Аде, что зайду к ней. – Она коснулась руки Грэма. – Постарайся поспать.
Грэм прошелся костяшками пальцев по ее щеке.
– Ты устала не меньше меня. Я вижу это по твоим глазам. Джоанна улыбнулась.
– Посплю позже, – ее взгляд метнулся к Томасу, – когда все разрешится.
– Мне не нравится, что ты будешь там, учитывая все обстоятельства, – сказал Грэм.
– Лефевра нет дома.
– И все же… тебе следует быть как можно осторожнее.
– Не беспокойся. – Джоанна отнесла поварешку в кухню, наполнила ведро, предназначенное для Томаса, свежей водой и ушла.
Грэм подождал, пока она пересечет задний двор Лефевра и войдет без стука в дом.
– Если бы я не был так голоден, – сказал Томас, шаря в своей сумке в поисках ложки, – я бы засыпал вас сотней вопросов.
– В таком случае я рад, что вы голодны, – улыбнулся Грэм и, помахав ему рукой, заковылял к дому, опираясь на костыль.
Томас медленно жевал овсянку, наслаждаясь едой, как когда-то наслаждался трапезами из двадцати четырех блюд. Затем напился из ведра и воспользовался остатками воды, чтобы выбыть свою ложку и миску. Закончив все дела, он снова уселся, благодарный, что может дать отдых ногам. Одним из наихудших последствий его проклятой болезни было то, что ничегонеделание становилось образом жизни.
Наконец, когда ему надоело просто сидеть, он неуклюже поднялся и направился к окну в задней части дома, чтобы попрощаться с Грэмом. Вначале ему показалось, что кладовая пуста, но затем он разглядел молодого человека. Тот лежал на спине на узкой кровати, все еще полностью одетый – в рубашку, рейтузы и сапоги, – и крепко спал.
– Пусть вам приснятся приятные сны, сержант. – Шаркая ногами, Томас двинулся через пустырь к переулку и чуть не наткнулся на женщину, которая шла ему навстречу.
Она задела его, проходя мимо, и сердце Томаса сжалось. Это было то, чего он боялся более всего на свете, – что кто-нибудь случайно коснется его и ему придется за это ответить.
Но женщина так целеустремленно шагала вперед, что, казалось, даже не заметила его. Глядя ей вслед, когда она свернула на пустырь, он обратил внимание на гриву ее спутанных волос – не рыжеватых, как у Грэма, а цвета начищенной меди, кое-где тронутой серебром. На ее спине висел бурдюк, а в руках она держала метлу прутьями вверх, словно скипетр. Это было странно, но еще необычнее выглядела ее одежда – точнее, отсутствие таковой. Насколько Томас мог судить, на ней было надето не платье, а…
Нет, не может быть. Сорочка, а возможно, даже ночная рубашка, и не первой свежести. Подол и рукава обтрепались, а тонкая ткань была настолько грязной, что казалась скорее серой, чем белой. К тому же она была босой, с голыми ступнями, покрытыми коркой грязи.
Женщина решительно подошла к калитке в каменной стене, окружавшей задний двор Лефевра, открыла ее и вошла внутрь. На середине двора она помедлила и огляделась по сторонам, словно что-то искала. Ее взгляд упал на конюшню, и она направилась туда.
Солома, ей нужна солома.
Элсуит заметила кучу соломы рядом с конюшней и нагнулась, чтобы набрать немного, но едкий запах ударил ей в ноздри. Она с отвращением отшатнулась. Распахнув дверь конюшни, она заглянула внутрь и увидела прямо посередине прохода огромную кипу свежей соломы и прислоненные к ней грабли. Войдя внутрь, она услышала какие-то звуки, похожие на пыхтение – так дышат собаки в жару, – и, обернувшись, увидела мужчину и женщину в стойле напротив. Он пристроился между ее голыми ногами, спустив штаны и энергично раскачиваясь.
Первая мысль Элсуит была об Олив и Рольфе Лефевре, занимавшихся этим, возможно, в этом самом месте, и ее захлестнула жгучая ярость. Но она подавила ее, напомнив себе, что время для ярости прошло. Теперь она знает, что нужно делать.
Должно быть, она задела грабли, поскольку они упали на землю с глухим стуком.
Женщина издала испуганный возглас:
– Байрам! Байрам! Здесь кто-то есть.
