Земли и теперь занявшего директорский пост.
Джим и Фрэнк, вернувшись из космопорта, увидели, что пришедшие раньше их толпятся у доски объявлений. Они влились в толпу и прочли бумагу, из-за которой собрался народ:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
– Прямо слов нет! – взорвался Фрэнк. – Что скажешь, Джим?
– Скажу, что сегодня шестое цереры, – мрачно ответил Джим.
– Да, но сама идея! Он что думает, у нас исправительная колония? – Фрэнк обратился к старшекласснику, который был старостой их коридора: – А ты что скажешь, Андерсон?
– Прямо не знаю. По мне, у нас и раньше все было нормально.
– Ну и что ты собираешься делать?
– Я-то? – Молодой человек немного подумал. – Мне остался всего один семестр до аттестата, и я отсюда ухожу. Буду сидеть, авось как-нибудь.
– Да, тебе хорошо, а у меня еще целых двенадцать семестров впереди. Что я, преступник, что ли?
– Это твоя проблема, парень. – И старшеклассник отошел.
Одного мальчика объявление, похоже, не волновало, это был Герберт Бичер, сын генерального резидента Компании, новичок и на Марсе, и в школе. Кто-то заметил его ухмылку и спросил: – А ты, турист, чего нос задираешь? Ты об этом заранее знал?
– Конечно, знал.
– Небось сам и придумал.
– Нет. Но мой старик говорит, что вы, ребята, уж больно распустились. Старик говорит, что Штуби был слишком мягкотелым, чтобы держать в школе хоть какую-то дисциплину. Старик говорит…
– Никому не интересно, что говорит твой старик. Кончай волынку!
– Ты не должен так говорить о моем старике. Я…
– Кончай, я сказал!
Молодой Бичер посмотрел на своего оппонента – рыжего паренька по фамилии Келли, понял, что тот не шутит, и стушевался.
– Хорошо ему ухмыляться, – с горечью сказал Келли, – он живет в резиденции своего старика. Пострадают только те, кому приходится жить при школе. Форменная дискриминация, вот это что!
Около трети учеников были приходящими – в основном сыновья служащих Компании, живущих в Малом Сирте. Еще одну треть составляли дети мигрирующих колонистов, а прослойкой между двумя группами были дети служащих с отдаленных постов, особенно тех, кто работал над атмосферным проектом. Большинство из них были боливийцы и тибетцы, было и немного эскимосов.
Келли обратился к одному из них:
– Ну что, Чен? Неужели мы это проглотим?
Широкое азиатское лицо Чена ничего не выражало.
– Не стоит из-за этого волноваться. – Он повернулся и хотел уйти.
– Ты, значит, не будешь бороться за свои права?
– Это все преходяще.
Джим и Фрэнк вернулись к себе, не прекращая обсуждать новости.
– Фрэнк, – спросил Джим, – что за этим кроется? Как ты думаешь, у девочек в школе то же самое творится?
– Могу позвонить Долорес Монтес и узнать.
– Мм… ладно, не беспокойся. Это в конце концов не важно. Вопрос в том, что нам делать?
– А что мы можем сделать?
– Не знаю. Жаль, что нельзя спросить у отца. Он мне всегда говорил, что надо бороться за свои права, – но в этом случае он бы, возможно, посчитал, что ничего особенного тут нет. Не знаю.
– Слушай, – предложил Фрэнк, – а почему бы в самом деле не посоветоваться с отцами?
– Ты предлагаешь позвонить им сегодня? А связь есть?
– Нет, звонить не будем, это слишком дорого. Подождем миграции, когда они заедут к нам, теперь уж недолго осталось. Если мы собираемся поднимать бучу, то надо, чтобы нас поддержали родители, одни мы ничего не добьемся. А пока будем помалкивать и делать, что нам говорят. Может, ничего страшного и не случится.
– Вот теперь ты здраво рассуждаешь, – Джим встал. – Может, приберем все же этот свинарник?
– Давай. Слушай, Джим, я кое-что вспомнил. Как фамилия председателя Компании? Не Хоу?
– Джон У. Хоу, – подтвердил Джим. – А что?
– Директор тоже Хоу.
– А-а! Ну это ничего не значит. Хоу – очень распространенная фамилия.
– А я тебе говорю, очень даже значит. Доктор Макрей говорит, что без влиятельных родственников теплое местечко в Компании не получишь. Док говорит, что Кампания – это одна большая дружная семья, а слова о том, что это независимая корпорация, – самая смешная острота с тех пор, как изобрели женщин.
– Н-ну, не знаю. Куда девать этот хлам?
Наутро за завтраком всем раздали листки с перечнем требований, которым должны соответствовать комнаты, и всю вчерашнюю работу пришлось переделывать заново. Поскольку инструкцией директора Хоу не предусматривалось, что в комнате на одного будут жить двое, это было нелегким делом, и они не успели до десяти. Впрочем, директор дошел до них только через два часа.
Он просунул голову в дверь и уже хотел было уйти, но передумал и вошел. Он указал на скафандры, висевшие на крючках рядом с гардеробом.
– Почему вы не убрали эту варварскую роспись со своих масок?
Мальчики не могли понять, о чем речь, и Хоу спросил:
– Вы не читали утром объявления на доске?
– Нет, сэр.
– Так прочтите. Вы обязаны знать все, что вывешивается на доске. Дневальный! – крикнул он в дверь.
На пороге появился старшеклассник.
– Да, сэр.
– Эти двое лишаются воскресных привилегий, пока не будут соответствовать требованиям. Пять штрафных баллов каждому. – Хоу посмотрел вокруг: – Комната невероятно захламлена и неопрятна. Почему вы не придерживаетесь предписанной схемы?
Джим не мог выдавить из себя ни слова, потрясенный явной несправедливостью вопроса, и наконец пробормотал:
– Эта комната рассчитана на одного человека. Мы сделали все, что могли.
– Меня не интересуют оправдания. Если у вас нет места, чтобы держать вещи в порядке, избавьтесь от лишних вещей. – Тут его взгляд упал на Виллиса, который при виде посторонних убрался в уголок и спрятал все свои надстройки. Хоу указал на него. – Спортивное снаряжение следует хранить на шкафах или оставлять в спортзале. Недопустимо бросать его по углам.
Джим открыл было рот, но Фрэнк лягнул его в голень. Хоу, следуя к двери, продолжал:
– Я понимаю, молодые люди, что вы воспитывались вдали от цивилизации и не имели случая приобрести приличные манеры, но я сделаю все, чтобы исправить это. Я хочу, чтобы эта школа выпускала, помимо всего прочего, цивилизованных молодых джентльменов. – Хоу остановился на пороге и добавил: – Когда очистите маски, зайдите ко мне в кабинет.
Когда Хоу отошел на достаточное расстояние, Джим спросил:
