Девяносто девять швов было наложено на глубокие раны на лбу и щеках. Его и раньше-то нельзя было назвать красивым, а при выписке, если ему суждено выжить, он и вовсе будет обезображен.
— Вы знаете, кто это? — спросила дежурная медсестра, брюнетка с приятным голосом по имени Анна.
Доктор Эндрю Хау, глава неврологического отделения, закончил заносить в историю болезни основные показатели состояния организма пациента.
— Иванов? Вроде бы дипломат, верно?
— Он чудовище.
— Простите, не понял? — переспросил Хау, ошеломленный злобой, прозвучавшей в голосе женщины.
— У нас его называют Черным Дьяволом.
Хау отложил историю болезни и внимательно посмотрел на бирку с именем медсестры: «Анна Бакарева».
— Где это «у нас»?
— В Грозном. В Чечне. Я уехала много лет назад, когда мне было одиннадцать. Но Иванова я помню. Он возглавлял войска, которые мародерствовали в городе.
Хау и сам в прошлом был военным хирургом, приписанным к Королевскому полку шотландской гвардии, и он вспомнил, что слышал о жестокостях, учиненных российской армией после взятия чеченской столицы в середине девяностых. Страшная история.
Медсестра буквально буравила Иванова своими большими черными глазами:
— Его солдаты искали по соседству с нами одного из лидеров сопротивления. Найти его не удалось, и тогда они согнали всех мужчин из моего и окрестных домов на футбольный стадион. Старых, молодых, без разбору. Всего семьсот человек. В том числе моего десятилетнего брата. — Она замолчала, потом указала на Иванова. — Он лично их всех расстрелял.
— Я очень сожалею, — сказал Хау.
— Он выживет? — спросила Анна тоном, едва ли уместным для сестры милосердия.
— Сейчас сказать ничего нельзя. Если не считать порезов и ушибов, раны не очень серьезны. Кости все целы, внутреннее кровотечение отсутствует. Больше всего меня беспокоит состояние его мозга: человека как следует покидало внутри машины.
Хау приходилось иметь дело с черепно-мозговыми травмами. Несколько лет назад он был в Басре, в Южном Ираке. Самой распространенной причиной ранений были самодельные взрывные устройства (СБУ). За время командировки он видел более двухсот ранений, напоминающих то, что получил Иванов. Через такой короткий промежуток времени после травмы дать точный прогноз невозможно. Некоторые пациенты полностью восстанавливали все свои функции, другие вели растительное существование долгие месяцы. Кто-то умирал, не приходя в сознание. Большинство, однако, оставалось где-то посредине, испытывая постепенное ухудшение здоровья — от нарушений кратковременной памяти, потери вкуса и запаха до более серьезных неврологических расстройств.
— Магнитно-резонансная томография не дала результата, — сказал Хау. — Когда опухоль спадет, мы узнаем больше.
Медсестра из Чечни кивнула. Было совершенно очевидно, что новость ее не слишком порадовала.
Хау вышел из палаты и, зайдя на медицинский пост, распорядился, чтобы медсестра Анна Бакарева ни в коем случае не назначалась более для ухода за Игорем Ивановым — Черным Дьяволом. Он не думал, что она может намеренно причинить ему вред. Однако она вполне могла забыть ввести ему болеутоляющее средство или по небрежности дать не то лекарство. Доктор предпочитал не рисковать.
23
Устроившись на заднем сиденье «ровера» полковника Чарльза Грейвза, Джонатан наблюдал, как сельские тропинки Херефорда сменяются дорогами с двусторонним движением, а холмы — асфальтовыми равнинами. Наконец они выехали на автостраду М3, прямиком ведущую к Лондону. Впереди следовала полицейская машина с мигалкой, но с выключенной сиреной. Еще одна ехала следом, почти вплотную к их бамперу. Было уже больше шести, но солнце все еще пекло не на шутку. Внутри автомобиля кондиционер окатывал всех потоком влажного тепловатого воздуха.
Формально Джонатан был свободным человеком, по крайней мере так сказал Грейвз. Но Джонатан не питал иллюзий по поводу истинного положения вещей. Он был пленником и останется таковым, пока не положит к их ногам голову Эммы. Чтобы убедиться в этом, достаточно было посмотреть на полицейских, одетых в форму, слева и справа от него или на электронный браслет, окольцевавший его левую лодыжку.
— Это военная модификация, — объяснил Грейвз, прикрепляя его к ноге Джонатана и специально затягивая слишком туго. — Мы разработали ее для плохих парней из диких племен Пакистана. Сигнал браслета с точностью до метра указывает ваше местоположение, где бы вы ни находились на всем белом свете. А если вы попытаетесь его снять, он сломает вам ногу пополам.
При этих словах Грейвз усмехнулся, но, посмотрев ему в глаза, Джонатан не понял, шутит полковник или говорит всерьез.
Допрос начался в больнице и продолжился после того, как был сделан рентгеновский снимок его черепа, — трещин и сотрясения мозга не обнаружили. Он уже переоделся в свою одежду, а Грейвз и Форд беспрестанно, сменяя друг друга, забрасывали его вопросами. Когда он пришел на прием с коктейлями? Когда появился фальшивый Блэкберн? Видел ли Джонатан его раньше? (Грейвз тут же подчеркнул, что речь идет о периоде его жизни с Эммой.) Каким путем добирался Джонатан из «Дорчестера» до метро? Адрес квартиры на Эджвер-роуд? Видел ли он еще кого-нибудь до появления Эммы? В какой машине она везла его обратно в отель? И самое главное: не догадывается ли Джонатан, на кого все-таки работает Эмма?
Джонатан покорно отвечал, стараясь говорить начистоту, но, когда вопросы приняли слишком личный характер, он стал более осторожен. Где росла Эмма? Живы ли ее родители? Если да, где они живут? Что можете сказать о ее школьных годах? Были ли у нее друзья в Лондоне? Ответы на эти вопросы он сам не всегда знал.
Еще пять месяцев назад он полагал, что она родилась и выросла в Пензансе, на юго-западной оконечности Англии, и впоследствии закончила колледж Святой Хильды в Оксфорде. Между этими двумя событиями заключалась сильно приукрашенная история детства с преданными псами, ободранными локтями, умершими родителями и даже своенравной старшей сестрой Беатой, которую Джонатану и в самом деле довелось встречать раза три. Все это оказалось фальсификацией от начала и до конца. Гобелен, сотканный из лжи. Потемкинская деревня.
Эмма родилась не в английском Пензансе, а в Хобокене, штат Нью-Джерси. Ее отцом был не школьный учитель, сгоревший в пламени автокатастрофы, а полковник авиации США, умерший от сердечного приступа в возрасте пятидесяти лет. Ее безупречный британский выговор объясняется восьмилетней службой отца на военно-воздушной базе Лейкенхит в Суффолке. Что касается колледжа, то она проучилась три года в филиале университета штата Калифорния в Лонг-Биче, что весьма и весьма далеко от Оксфорда, как в прямом, так и в переносном смысле. Да и настоящее ее имя было совсем не Эмма, хотя она решила его сохранить, поскольку именно Эммой ее воспринимал Джонатан.
Тем не менее он старался отвечать максимально полно: выкладывал все, что знал, даже если сказанное не соответствовало действительности.
Однако, идя им на уступки, Джонатан продолжал свое личное дознание, поскольку не испытывал никаких сомнений по поводу того, какая судьба постигнет Эмму, если ему удастся ее разыскать. МИ-5 незамедлительно допросит ее, а потом передаст «Дивизии» (в обличье ЦРУ, Разведывательного управления Министерства обороны США или любого иного открытого разведывательного ведомства), где Эмму еще раз допросят, после чего она «исчезнет», то есть будет расстреляна, повешена или, как красноречиво выразился Грейвз, «привязана к хвосту лошади, четвертована и оставлена на растерзание воронам». Если
