Как и предполагал фон Даникен, его слова не понравились Менц. Она подошла и забрала у него аппарат.
— ЛМА — не игрушка. Это самый легкий в мире аппарат своего класса. К вашему сведению, он сделан по заказу очень важного клиента.
— Можно узнать, кого именно?
— Боюсь, это конфиденциальная информация, но даю слово, это не имеет никакого отношения к военным. Даже наоборот. Одна очень известная компания. И мы считаем большой честью выполнять их заказы.
— Если бы вы назвали компанию, то существенно помогли бы расследованию.
Менц покачала головой:
— Не вижу, каким образом это поможет поймать убийцу Тео.
Фон Даникен постарался оставить о себе самое лучшее впечатление. Он поблагодарил Менц за потраченное время и попросил звонить, если она что-нибудь вспомнит и захочет добавить к уже сказанному. Пока он шел к своей машине, он думал о ЛМА. Микаэла Менц права. Это не игрушка.
Это оружие.
11
Джонатан шел по улице, пробираясь среди неторопливых пешеходов. Руки он держал в карманах, сжимая в пальцах багажные квитанции. Какой еще багаж? Лыжи и ботинки? Теплая зимняя одежда? Он позвонил в Эммин офис, но там никто не помнил, чтобы ей что-то высылали.
А если не они, то кто? И почему не указан обратный адрес? Все эти вопросы раздражали его. Но больше — почему Эмма хотела утаить от него квитанции?
Постштрассе живописно вилась по склону горы. По обеим сторонам теснились магазинчики, кафе и гостиницы. В Швейцарии первая неделя февраля, когда начинаются школьные каникулы, — традиционно лыжная. В горы отовсюду — от Санкт-Галлена до Женевы — приезжают целыми семьями. Но сегодня из-за сильного снегопада и штормового ветра подъемники не работали, включая и Люфтзайльбан — самый большой подъемник в Альпах. Народ толпами гулял по улицам. Скатиться с горы сегодня не удастся. Ни Джонатану, ни кому-либо еще.
Проходя мимо витрины магазина Ланца, где продавались часы и ювелирные украшения, он резко остановился. Рядом с мерцающими наручными часами стояла старомодная метеостанция — термометр, гидрометр и барометр, всё в одном. Станция выставлялась в этой же витрине и восемь лет назад, когда они с Эммой впервые вместе приехали в горы. Устройство размером со старое любительское радио дополняли три самописца, фиксировавшие данные на бумажной ленте. Красная лампочка в центре указывала, что давление падает. Ожидается ненастная погода, снегопад будет продолжаться.
Джонатан задержался у витрины, изучая показания приборов. За последние тридцать шесть часов температура понизилась с плюс трех градусов Цельсия до минус одиннадцати. Влажность взлетела, а давление резко упало.
—
Он мысленно вернулся в горы — снег, ветер и жуткий холод. Он чувствовал тепло Эмминого тела, когда она, поднявшись на тот последний перевал, упала ему на руки. Он вспомнил ее взгляд: в нем светились гордость и уверенность, что вместе они могут все.
— Джонатан!
Откуда-то издалека его окликнули по имени. Журчащий французский акцент. Джонатан не отозвался. Он продолжал смотреть на красную лампочку, пока перед глазами не появился черный круг. Эмма
И тут его плеча коснулась чья-то рука.
— В чем дело? — спросили его с французским акцентом. — Я что, сама должна разыскивать своих встречающих?
Джонатан повернулся. Перед ним стояла высокая, привлекательная женщина с темными вьющимися волосами.
— Симона… ты…
Симона Нуаре опустила на землю дорожную сумку и заключила Джонатана в объятия.
— Мне очень жаль.
Джонатан, закрыв глаза и стиснув зубы, тоже обнял ее. Он изо всех сил старался не поддаться чувствам, которые нахлынули на него при виде знакомого лица. В следующее мгновение Симона отпустила его и отошла на шаг.
— Как ты?
— Нормально, — ответил он. — Ненормально. Не знаю. Все как в тумане.
— Выглядишь ты неважно. Перестал бриться, мыться и есть? Это неправильно.
Джонатан криво улыбнулся и провел рукой по щеке.
— Просто не голоден. Наверное.
— Нужно с этим что-то срочно решать.
— Наверное, — сказал он.
Симона заставила его посмотреть ей в глаза:
— Наверное?
Джонатан взял себя в руки:
— Ладно, Симона, согласен: нужно с этим что-то срочно решать.
— Так-то лучше. — Сложив руки на груди, она покачала головой, словно отчитывала одного из своих четвероклашек.
Симона Нуаре была египтянка по происхождению, француженка по браку и учительница по профессии. Едва вступив в пятый десяток, она выглядела на десяток лет моложе, что списывала на свою арабскую кровь. Ее черные густые волосы, словно воды Нила, элегантно струились по плечам, а щедрое использование туши придавало еще больше выразительности ее бездонным темно-карим глазам. Симона достала из дорогой кожаной сумочки, висевшей у нее на плече, сигарету «Галуаз» — одну из шестидесяти или около того, что она выкуривала за день. От чрезмерного курения ее голос скрипел, будто старые записи Жака Бреля, которые она таскала за собой из города в город.
— Спасибо, что приехала, — поблагодарил Джонатан. — Мне легче, когда рядом кто-то… кто знал Эмму.
Симона начала было что-то говорить, но осеклась, отвернулась и отбросила сигарету.
— Пока я ехала в поезде, всю дорогу твердила себе, что не буду плакать, — произнесла она. — Убеждала себя, что сейчас тебе нужен рядом сильный человек. Тот, кто может тебя поддержать. Позаботиться о тебе. Хотя, конечно, ты и сам сильный. Наш Джонатан. Полюбуйся на меня. Разнюнилась, как ребенок.
Слезы текли у нее из глаз, оставляя на щеках дорожки от туши. Джонатан вынул из кармана платок и вытер черные подтеки.
— Поль просил передать тебе свои соболезнования, — всхлипывая, проговорила Симона. — Он на неделю уехал в Давос: наш важный Поль делает доклад о коррупции в Африке. Оригинальная тема, правда? Он хотел, чтобы ты знал: он ужасно переживает, что не смог приехать.
Поль, муж Симоны, французский экономист, занимал крупный пост во Всемирном банке.
— Все в порядке. Я знаю, он приехал бы, если бы мог.
— Да ничего не в порядке. Я так ему и сказала. Сегодня все мы рабы своих амбиций. — Взглянув на свое отражение в витрине, Симона поморщилась. —
Рэнсомы и Нуаре встретились в Бейруте два года назад, когда Джонатан приехал туда как
