заставить платить за разочарование. Чтобы не встревожить Софию, занятую на кухне, он старался говорить тихо, и губы его дрожали.
— Ну отвечайте же! — сказал он. — Нечего строить из себя оскорбленную невинность!
Он хотел унизить ее. Самые жестокие слова, как обезумевшие осы, роились в его мозгу. Сандра снова отвернулась и, держась за доску камина, глядела в огонь. В волосах ее играл отблеск пламени, на лице было написано такое удивление, словно она только что открыла неведомую для себя истину, которую до сих пор не могла уразуметь. Сент-Роз понимал, что вразумительного ответа от этой наркоманки не добиться, но все же сделал шаг в ее сторону:
— Послушайте. Вы понимали, что значит для меня приход Луки? Насколько он для меня важен? Как же вы могли поступить так легкомысленно? Неужели вам совершенно чужды человеческие чувства?
Сандра сделала легкое движение, и Сент-Роз подумал, что она наконец-то ответит ему, но ошибся.
— Дело не в вашей нравственности, — сказал он жестко. — Можете спать с кем угодно, это ваше дело. Я сам попал в число счастливых избранников, ну что ж, благодарю вас! Но постель для меня еще далеко не все!
Он ждал, неотрывно глядя ей в лицо, а кровь продолжала стучать у него в висках.
— Отказываетесь отвечать? Не хотите сказать, что говорил вам Лука? Даже теперь не желаете возвратить то, что принадлежит, в сущности, только мне?
«Она просто безумная», — с горечью подумал Сент-Роз, глядя на оцепеневшую Сандру. Он знал, что если подойдет к ней вплотную, то не сможет сдержаться. Но любое физическое насилие ему было противно, и, хотя временами ярость омрачала его разум, он все же владел собой.
— Ваши симпатии к нацистам зашли слишком далеко. Так, да? Я не ошибся? Вы хотите лишить меня возможности причинить им малейшее зло?
Он произнес это не без иронии, но обвинения были явно натянуты, а стало быть, неубедительны, и Сент-Роз это понимал. Впрочем, с такими женщинами… как знать? Он искал любую возможность растормошить ее, вывести из наркотического состояния, заставить говорить. Он видел, как при каждом вдохе раздуваются ее ноздри. Ему казалось даже, что Сандру знобит. Не было ли это признаком того, что она сама хочет освободиться от оцепенения, вызванного, видимо, ее губительными сигаретами? Ему казалось, будто и он увяз в тине, пытается выбраться из засасывающего болота, грозящего поглотить его. И вся комната словно была полна тошнотворным запахом стоячих вод. А наверху, на гобелене, Гектор и Андромаха на фоне розового неба взирали на горизонт, ощетинившийся пиками и дротиками. Неожиданно Сандра очнулась, направилась к креслу, села, положила руки на подлокотники и скрестила ноги. Она была в домашних туфлях, и одна из них упала с ноги, которой она нервно покачивала. Казалось, Сандра приняла какое-то решение, лоб у нее наморщился, она явно хотела сосредоточиться.
— Вы правы, — хрипло сказала она. — Я должна вам передать то, что мне поручено. Лука действительно приходил двадцать четвертого. Я объяснила ему, почему вам пришлось перебраться из этого дома. Он просил предупредить, что двадцать шестого будет вас ждать на Центральном вокзале. Я должна была отправиться вместе с вами, чтобы облегчить встречу, но в Париоли я вас не застала и, уступив велению сердца, ничего не сообщила вам. Нет, позвольте мне договорить. Лука добавил, что если по какой-либо причине вы не сможете явиться со мной на вокзал, то вы должны сделать все возможное, чтобы встретиться с ним в Сульмоне до десятого апреля. Я записала место встречи и те данные, которые он мне оставил.
Сент-Роз был так удивлен услышанным, что долго молчал. Значит, еще не все потеряно! Это его несколько успокоило, но впечатление осталось прежним: Сандра «играла» так же, как и в тот вечер с танкистами. Он продолжал смотреть на нее, а она покачивала ногой. Маленькая ножка с голубыми прожилками и подкрашенными ноготками соблазнительно высовывалась из-под халата.
— Почему же, — спросил Сент-Роз, — вы скрыли от меня эту встречу?
— Ни о чем меня не спрашивайте.
— Вам не хочется объяснить причину?
— Вы ее никогда не узнаете.
— Пусть так. Гораздо важнее для меня быть уверенным, что вы мне рассказали все.
— Я вам сказала все. Что касается Сульмоны, то записку с адресом и указаниями Луки я надежно спрятала в своей комнате. Я отдам вам ее перед вашим уходом. Насчет того, как туда добраться, я поговорю с мужем. Можете не сомневаться, он вам поможет.
Легкость, с которой менялось ее настроение, обычно приводила в замешательство. Но вот Сандра перешла на свой обычный насмешливый тон. Однако теперь казалось, что она смеется над самою собой.
После разговора у Сент-Роза осталось какое-то горькое недоброе чувство, которое он даже не пытался подавить, а, наоборот, поддерживал в себе, снова и снова перебирая какие-то мысли, какие-то воспоминания; несмотря на то что Сандра выразила сожаление о содеянном и пыталась исправить ошибку, он ей не доверял. Сандра больше не приходила в Париоли, и он был признателен ей за это. Если бы она явилась, он не смог бы скрыть враждебности. Он видел ее мельком в палаццо, куда время от времени наведывался — конечно, соблюдая осторожность, — чтобы навестить маркизу, уже немного успокоившуюся, и переговорить с Луиджи относительно предстоящей поездки. Безусловно, Сент-Розу понадобятся другие документы взамен тех, на имя Марчелло Гуарди, которыми снабдил его доктор Мантенья, ибо полиции это имя уже, видимо, известно. Сандра сообщила мужу о встрече, которая будет у Сент-Роза в Сульмоне, естественно умолчав о том, что поддалась «слабости», помешавшей свиданию на Центральном вокзале. Луиджи согласился сопровождать Сент-Роза и с этой целью подготовил вполне официальную командировку якобы для решения с местными властями кое-каких финансовых вопросов. Он намеревался достать для Сент-Роза все необходимые документы и пропуск на имя депортированного шофера из министерства финансов. Опытная рука кое-что подправит в них и заменит фотокарточку.
Но еще одна мысль не оставляла Сент-Роза. Мари уже вернулась и однажды утром сама подошла к телефону. Вряд ли он когда-нибудь забудет, с каким блаженством слушал ее голос. Мари назначила ему свидание на следующий день в шестнадцать часов, но по старому уговору встреча должна была произойти на день раньше, в полдень, и не в баре «У Пьетро», а на виа Мадзини. Сент-Роз никогда в жизни не был по-настоящему влюблен и считал себя человеком не сентиментальным, не подверженным тем пламенным вспышкам, которые приписывают любви, но сегодня он не желал скрывать своих чувств и надежд. Может быть, понадобились эти месяцы одиночества в Риме, чтобы он освободился от сердечного оцепенения и постиг самые сокровенные, самые чудодейственные законы жизни? И кто знает, быть может, Сандра отчасти способствовала этой перемене, этому превращению?
Добравшись до улицы Мадзини, он увидел, что по указанному адресу находится церковь Христа Вседержителя, и без колебаний вошел внутрь. В тот час в церкви было мало верующих. Сент-Роз оглядывался по сторонам, но на него никто не обращал внимания. Затем он стал в маленькой часовенке, где среди цветов ярко горели свечи, образуя как бы светящийся куст; все это было красиво, но рассудок подсказывал ему, что надо вести себя осторожно. Странная мысль — выбрать для встречи подобное место! Он надеялся, что скоро узнает причину такого решения, но главное сейчас было дождаться Мари, и он почти с болезненным напряжением ждал ее, прислонившись к стене, покрытой мраморными дощечками с короткой надписью всего из трех букв — Р. G. R.[21], и в своем длинном поношенном пальто был, конечно, весьма заметен на ее белом фоне.
Вскоре в часовенку, чуть сгорбившись, во всем черном, вошла какая-то женщина, скрестив руки на груди и спрятав ладони под мышки, чтобы немного их согреть. Она шепнула Сент-Розу, чтобы он следовал за ней в ризницу. Там и стояла Мари со старым священником, который поздоровался с Сент-Розом и исчез. В ризнице было так холодно, что у Сент-Роза сразу сдавило виски.
— Мари! — воскликнул Сент-Роз, взяв ее за плечи.
В ответ она печально улыбнулась ему, и несколько секунд они молча стояли, глядя друг на друга. Сент-Розу показалось, что она стала еще более красивой, более земной и сияющей. Из-под шапочки ниспадали ее длинные волосы, и ему так хотелось зарыться в них лицом. Высоко под самым потолком висела огромная потемневшая от копоти картина, изображавшая ночь в Гефсиманском саду.
