– Шмотки, милый Брюс, сложи-ка вон на тот диванчик. Я приму по-быстрому душ, а ты, пожалуйста, озаботься ужином…. Тут где-то был полиэтиленовый пакет с полотенцем, халатом и прочими банными принадлежностями. Ага, нашла. Ой, дайка ещё – для полного комплекта – баночку с пивом. Всё, пошла. Не скучай…
– Раскомандовалась тут, – разложив на диване свёртки, пакеты и коробочки, проворчал Гришка, после чего отправился на кухню.
Выбрав подходящие алюминиевые кастрюльки, Антонов заполнил их водой и разместил на камфортках плиты. Выставив нужные рукоятки на максимум, он вскрыл банку «Охоты», в несколько глотков опорожнил её наполовину и задумался: – «Вампирши, архивы заслуженных академиков, упитанные генерал- лейтенанты, пиво и сосиски с пельменями – всё это, безусловно, хорошо и мило. Только…. Приставать к Ольге, или не приставать? Одну кровать застилать постельным бельём, или же две? Вот, в чём, блин горелый, вопрос. И подсказать, как назло, некому. Так вас всех и растак…».
Через некоторое время вода закипела. Гришка загрузил в кастрюльки (в разные, понятное дело), пельмени и сосиски, перевёл рукоятки плиты в среднее положение, допил пиво, достал из кармана мобильный телефон и набрал нужный номер.
– На связи! – известил ломкий юношеский голос.
– Привет, Поэт, – поздоровался Антонов.
– И вам, дядь Гриш, доброй ночи.
– Про дела даже спрашивать не буду. Слышу заливистое девичье хихиканье. Анекдотами, небось, балуетесь?
– Есть такое дело, – сознался Димка.
– А, что на местности? Ворон ртами не ловите?
– Обижаете, дядь Гриш! Постоянно ведём визуальное наблюдение из окон. Подъезд прослушиваем. Пока ничего подозрительного не обнаружено. Более того, я считаю, что в ближайшие двое суток Вампирша не проявится. Не вычислить ей адрес быстрее.
– Чем Карлсон занят?
– Дремлет в соседней комнате. Я распорядился.
– Шутишь? – удивился Гришка. – Что за надобность такая?
– Я его – ближе к рассвету – отправлю на улицу.
– Зачем это?
– Ну, для подстраховки, – замялся Поэт. – Пусть бдит на пленэре. То бишь, на свежем воздухе.
– То есть, чтобы не мешал вам с Юлькой заниматься разными глупостями?
– О чём это вы, дядь Гриша?
– Ни о чём, – прислушиваясь к звукам, доносившимся со стороны ванной, вздохнул Антонов. – На сегодня разговор закончен. Завтра утром свяжемся и перетрём пару-тройку моментов…. Роджер!
Пристроив мобильник на барной стойке, он приступил к сервировке ужина. То бишь, открыл новые банки с пивом, нарезал хлебушка, приготовил вилки и разложил пельмени-сосиски по тарелкам.
Послышались лёгкие шаги-шлепки босых ног по паркету. Григорий обернулся.
«Очень завлекательный и пикантный халатик!», – восторженно зашелестел развратный внутренний голос. – «Совсем и не длинный, весьма эстетично облегающий стройную женскую фигурку. Да и под халатом, судя по всему, есть на что посмотреть…».
– О, какие божественные запахи! – одобрила напарница. – Самый натуральный королевский ужин. В том смысле, что высокородная английская королева позеленеет от зависти…. Антонов, где моя большая вилка?
По завершению трапезы Сова распорядилась:
– Шуруй, Гриня, в душ. Там на крючке висит чистое банное полотенце. А я по-быстрому перемою посуду и займусь койко-местами.
Наспех ополоснувшись и завернувшись в полотенце, Гришка покинул ванную. В квартире было темно и тихо.
Стараясь не шуметь, он прошёл в центральную комнату и, испытав приступ нерешительности, замер.
«Что, интересно, делать дальше?», – засомневался рассудительный внутренний голос. – «Тутошний диван так и не застелен. Значит, спать предстоит в другом месте. Логично? Безусловно…. В квартире имеются ещё две комнатёнки. В какую из них проследуем? В правую? Или же в левую? Вопрос, понятное дело, риторический…».
– Гринь, где тебя черти носят? – ворчливо поинтересовался – из-за правой двери – недовольный голос Совы. – Сколько же можно ждать? Татуировки-то будешь смотреть? Или, заинтриговав бедную девушку, коварно раздумал?
Глава восьмая
У Тёмных – свои дороги
Ночь тянулась и тянулась. Обыкновенная, ничем непримечательная питерская ночь. Почти – ничем…
За приоткрытой форточкой таинственно и загадочно перекликались неизвестные ночные птицы. По квартире бродил, тихонько мяукая, старенький сиамский кот по кличке – «Кукусь». За тонкой стенкой, в соседней комнате, беззаботно и заливисто похрапывал Карлсон.
А им спать совсем не хотелось. Сидели, тихонько болтали о всякой разности, играли в карты и в шахматы, обменивались понимающими взглядами. Или же это только казалось, что понимающими? Кто знает, мои дамы и господа. Кто знает…
Изредка, в перерывах между шахматными партиями, Поэт читал свои стихи, а Юлька одобрительно хмыкала, но с развёрнутыми комментариями и навязчивыми рецензиями благородно не приставала.
Полная и окончательная идиллия, короче говоря. Для тех, кто понимает, конечно.
Типа – между молодыми людьми возникала-зарождалась любовь? Ну, любовь не любовь, но взаимная симпатия крепла прямо на глазах. Дело, между нами говоря, совершенно обыкновенное. Такое – почти каждую секунду – случается по всему Миру. Диалектика жизни, способствующая продлению рода человеческого. По словам незабвенного и законченного мечтателя Фридриха Энгельса…
Естественно, не были забыты и прямые обязанности «дозорного». Через каждые тридцать-сорок минут Димка осторожно подходил к окнам, имевшимся в комнате (благо они выходили на разные стороны дома), и – через узкие щели в плотных шторах – вдумчиво наблюдал за ближайшими окрестностями. Потом он надевал на голову специальные крохотные наушники, присоединённые с помощью тоненьких проводков к продолговатому чёрному ящичку, и старательно «прослушивал» подъезд, где ещё с вечера были установлены – стараниями хитроумного Карлсона – чуткие микрофоны.
После того, как наушники снимались, девушка – каждый раз – почтительным шёпотом интересовалась:
– Как оно там? Заметил что-нибудь подозрительное?
– Всё спокойно, – заверял Поэт, после чего предлагал: – Сгоняем ещё одну партейку в шахматишки?
– Можно. Почему бы и нет? Если тебе, конечно, не надоело проигрывать…
Впрочем, если говорить совсем начистоту, полной идиллии не было и в помине – как только речь заходила о Дозоре и обо всём, связанным с ним, так тут же, словно по мановению чьей-то волшебной палочки, взаимопонимание таяло. Не до конца, понятное дело, таяло, но значимо истончалось.
– Мне, Димон, твои старшие соратники, которые приезжали прошлым вечером, определённо понравились, – начиная очередную шахматную партию ходом белого коня, сообщила Юлька. – Славные такие дяденька и тётенька, чем-то неуловимо похожие друг на друга. А ещё очень смешные, милые и избыточно-романтичные – минут восемь-десять целовались и тискались под моими окнами. Даже упавший пакет с сушками, не заметив того, растоптали в полную труху. Как говорится, любовь-морковь – страшная сила…. Только, вот, их мировоззренческие рассуждения. Несерьёзные, надо признать, до полной невозможности. Так и отдаёт детством голоштанным. Вернее, ярко-выраженным подростковым максимализмом.
– Обычно первый ход делают пешкой, – задумался Поэт. – Ладно, и я схожу лошадью…. А, что тебе не
