Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

немногим здоровее...

Бывший начальник московского управления КГБ генерал Виктор Алидин вспоминал, что они с Андроповым иногда говорили о плохом здоровье Брежнева.

— Леонид Ильич не может работать в полную силу, он уже ста­вил вопрос об освобождении его от руководящих обязанностей, а за­менить его некем, — заметил однажды Андропов.

— А почему бы вам, Юрий Владимирович, не взять на себя эту роль, у вас большой опыт партийной и государственной работы, — смело сказал своему начальнику Алидин.

— Да, но я слабо знаю работу промышленности, — ответил Юрий Владимирович.

— Думаю, что те, кто сейчас занимается промышленностью в ЦК, навряд ли знают ее больше вас, — возразил Алидин.

Тогда Андропов пересказал генералу разговор Брежнева с бол­гарским лидером Тодором Живковым. Тот приезжал в Москву совето­ваться.

— Я думаю заменить двух членов политбюро болгарской компар­тии в связи с преклонным возрастом и слабой работоспособностью. Как вы на это смотрите, Леонид Ильич? — спросил Живков.

— Я бы этого не делал, — откровенно ответил Брежнев. — Чем они вам мешают? Новые молодые члены политбюро будут создавать бес­покойную обстановку. Зачем вам это?..

Председатель КГБ извлек урок из этого диалога.

— Как видите, нет желания менять обстановку и в нашем по­литбюро, — закончил разговор Андропов.

В начале 1982 года генерал Алидин узнал, что Андропов болен и лежит в Центральной клинической больнице. Хотел навестить его, но охранники сказали, что председатель КГБ плохо себя чувствует. Через некоторое время Андропов вышел на работу, пригласил Виктора Алидина.

Генерал вспоминал: «Мы встретились, обнялись и расцелова­лись. Он рассказал мне, что был в Афганистане, где встречался с местными руководителями. Там тоже принято целоваться при встрече, и он чем-то заразился. В тяжелом состоянии его доставили в Москву. Несколько дней он находился без сознания... Вид Андропова не вну­шал оптимизма. Он выглядел как-то понуро, лицо осело, былой энер­гии как нс бывало».

Предложение перейти на Старую площадь вызвало у Юрия Влади­мировича смешанную реакцию. Он привык к КГБ, боялся лишиться ре­альной власти, потому что официальной должности второго секретаря ЦК в партии не было. А Брежнев не уточнил, каким будет объем его полномочий, действительно ли он хочет, чтобы Андропов заменил Су­слова, или же ему нужен просто еще один секретарь ЦК.

Андропов доверительно сказал Алидину:

— Виктор Иванович, вот мне предлагают идти работать секре­тарем ЦК. Что толку, что я там буду бумаги носить по коридорам? Здесь же я больше пользы принесу.

«Для меня этот разговор был неожиданным, — вспоминал Али­дин. — Я не представлял себе, что у нас когда-нибудь будет другой руководитель. Посочувствовав Юрию Владимировичу, я сказал, что, по- моему, ему не следовало бы принимать такое предложение. Тревога охватила меня. Стало ясно, что между Брежневым и Андроповым залег­ла тень недоверия. По-видимому, генсек не считал его своим будущим преемником. В ЦК была вакантная должность второго секретаря, но Андропову предложили всего лишь секретаря...»

Андропов не мог понять, действительно ли Брежнев нашел в его лице замену Суслову, или же это просто предлог, чтобы убрать его из КГБ? Вдруг Леонид Ильич к нему переменился?

А тут еще проявил неожиданную активность министр иностран­ных дел Андрей Андреевич Громыко. Поздпе-брежневские времена убе­дили Громыко в том, что он не хуже других может руководить стра­ной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил не сни­мая почетный значок «50 лет в КПСС», показывая свой солидный пар­тийный стаж.

После смерти Суслова он вознамерился занять его место. Но совершил большой промах. Позвонил Андропову и стал советоваться, не следует ли ему, Громыко, занять эту должность?

— Андрей, это дело генерального секретаря, — осторожно от­ветил Юрий Владимирович.

Разговор получился для Андропова неприятным, потому что это кресло он уже считал своим, о чем Громыко вскоре узнал. Юрий Вла­димирович однажды на политбюро серьезно возразил Громыко, пишет Фалин. Министр иностранных дел довольно невежливо высказался на­счет того, что каждому следует заниматься своим делом. Андропов недовольно буркнул:

— Во внешней политике у нас разбирается лишь один товарищ Громыко.

Отношения их лишились прежней приязни. Тем более что если Брежнев на встречах с иностранцами мог только прочитать подготов­ленный ему текст и постоянно поворачивался к Громыко, ища у него одобрения, то Андропов не нуждался в помощи министра при общении с иностранными гостями.

Андропов сказал Горбачеву, что Леонид Ильич вел с ним раз­говор о переходе в ЦК. секретарем, ведущим секретариаты и курирую­щим международный отдел. Андропов неуверенно заметил:

— Я, однако, не знаю, каким будет окончательное мнение.

Примерно в это время между Брежневым и первым секретарем ЦК компартии Украины Владимиром Васильевичем Щербнцким состоялся се­кретный разговор. Причем Брежнев не пригласил Владимира Васильеви­ча в Москву, а сам неожиданно отправился в Киев.

Генерал Алидин: «В начале мая 1982 года Леонид Ильич в большой тайне вылетел на несколько часов в Киев. Это мне стало из­вестно от начальника подразделения управления, оперативно обслужи­ вающего Внуковский аэропорт. Я, естественно, доложил об этом Ан­дропову».

Юрий Владимирович был очень встревожен, понимая, что может стоять за такой поездкой. Владимир Васильевич Щербицкий принадле­жал к числу любимцев Брежнева. Щербицкий родился в Днепропетровске и многие годы гам работал, поднимаясь по партийной лестнице.

Владимир Васильевич стал в 1957 году секретарем ЦК компар­тии Украины, а в 1961-м председателем Совета министров республики. Но его съел первый секретарь ЦК Украины Петр Ефимович Шелест, ко­торый был в чести у Хрущева. Щербицкого с большим понижением вер­нули в родной Днепропетровск. Все изменилось после избрания Бреж­нева первым секретарем. Он извлек Щербицкого из ссылки, и через год, осенью 1965 года, Щербицкий вновь возглавил правительство Украины. Брежнев сразу сделал его кандидатом в члены президиума, а в 1971 году — членом политбюро, хотя по должности председателю республиканского Совета министров такой высокий партийный чин не полагался.

Весной 1972 года Брежнев ловко убрал Петра Шелеста с поста первого секретаря. Андропов тоже принял участие в этой операции. За год до этого Андропов, который почти никогда не покидал Москвы — он был типичным кабинетным работником, приехал на Украину. Фор­мально — для участия в республиканском совещании, проводимом КГБ. На самом деле хотел прощупать Шелеста. Они встретились за городом и долго беседовали в неформальной обстановке.

«Андропов приехал явно с заданием выяснить мои мысли и по­зиции перед съездом партии, — записал в дневник Шелест. — Я откро­венно высказал свои соображения, в том числе недостатки в стиле руководства центра. О Брежневе сказал, что его всячески надо под­держивать, но нельзя же на политбюро устраивать беспредметную го­ворильню, «базар» — надо начатые дела доводить до конца.

Может быть, я говорил резко, но зато правду. Чувствую, что беседа с Андроповым для меня даром не пройдет».

Шелест не ошибся. Андропов нащупал уязвимое место Шелеста. Петр Ефимович, пожалуй, больше других киевских политиков любил Украину, украинский язык. Летом 1965 года всем высшим учебным за­ ведениям было дано указание в трехмесячный срок перевести обучение на украинский. В Москве такие жесты воспринимали настороженно, ви­дели за этим проявление национализма и сепаратизма. А Щербицкий, как он сам говорил, стоял на «позициях Богдана Хмельницкого», то есть полностью ориентировался на Москву.

Анатолий Черняев вспоминает, как на политбюро обсуждали за­писку Андропова, который докладывал о документе «украинских нацио­налистов», возражавших против русификации и требовавших самостоя­тельности.

Брежнев недовольно говорил:

— Я общаюсь по телефону почти каждый день с Петром Ефимо­вичем, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации... А документ, ко­торый сейчас перед нами, ему и ЦК компартии Украины известен уже шесть