сама я воспользуюсь сегодняшней недружелюбной погодой и ознакомлюсь с замком изнутри.
— Разумеется, миледи. Я буду счастлив провести вас по нему и показать…
Грейс подняла руку:
— Я искренне ценю вашу любезность, Аластер, но всё же предпочитаю открывать для себя замок в одиночестве. Скайнигэл был наследием моей семьи в течение многих поколений, и всё же мне никогда не рассказывали о нём. Он был домом для людей, которых я никогда не знала, местом действия событий, о которых мне никто не поведал. Я хотела бы потратить немного времени, чтобы познакомиться со своей историей с глазу на глаз.
Аластер склонил голову, выказывая полнейшее понимание.
— Однако, — добавила Грейс с улыбкой, — если я не вернусь к ночи, вы можете отправиться на мои поиски.
Грейс отложила в сторону последнюю стопку книг, найденных ею в деревянном резном сундуке, одном из нескольких, обнаруженных в комнатах и кладовках замка. Большинство из них содержали документы по поместью, небольшие памятные реликвии давно ушедших дней и даже старую одежду, давно забытую и истлевшую от сырости.
Грейс прислонилась спиной к сундуку и закрыла глаза, потирая напряжённые мышцы шеи. Она отложила несколько книг, чтобы заняться ими позже: руководства по управлению поместьем и выращиванию урожая, которые могут оказаться полезными в ближайшие месяцы. Похоже, она провела в этой комнате несколько часов, юбки, собравшиеся складками вокруг неё, запачкались в пыли, оседавшей здесь в течение сотни, а то и больше, лет. Маленькие часики свисали с ленты, повязанной вокруг шеи Грейс, и она подняла их, снова изучая, как делала уже много раз в течение нынешнего дня.
Она нашла их сегодня вскоре после того, как начала своё исследование замка. У них была лишь часовая стрелка, и время они показывали совсем не точно, их маленький циферблат переходил с солнца на луну и с луны на солнце несколько раз в течение прошедших часов. Но для Грейс это не имело значения. Она носила эти часики из-за сентиментальной гравировки. Скромные, овальной формы, и обрамлённые тусклым серебром, с начертанными словами на гаэльском:
«Is e seo m' uair-sa». Дейдре перевела их для Грейс: «Это моё время».
У Грейс не было никакой возможности узнать, какой смысл заложен в этих словах и почему первый владелец часов сделал эту надпись. Да это и не имело значения, потому что слова эти для неё не стали бы важнее, даже если бы она сама их написала.
Это моё время.
Грейс поняла, что впервые в жизни у неё появилась цель, она почувствовала себя нужной, почувствовала, что само её существование имело причину иную, чем просто быть для всех неудобством. Её родители, несмотря на то, что были добры и искренне привязаны к ней, рассматривали Грейс скорее как помеху своим планам, составленным после свадьбы, планам, в которых не предусматривалось вмешательство третьего. Нонни заботилась о ней, вырастила её в любви, защищая от невзгод, да, но ведь у неё не было другого выбора. Это стало обязанностью Нонни, потому что её дети оставили их собственного нежеланного ребёнка.
Внезапный переезд в дом дяди Тедрика, холостяка, привыкшего приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, заставлял Грейс чувствовать себя костью, застрявшей у него в горле. А потом был Кристиан, который более чем ясно дал понять, что дед-герцог принудил его жениться на ней.
Всю жизнь Грейс будто ждала чего-то, что-то искала, чувствуя, что может лишь наблюдать за жизнью, сама же находясь с краю, в то время как весь мир проносится мимо неё. Но теперь пришло её время, время перестать быть неудобством, перестать позволять другим терпеть себя. Теперь пришло её время искать свою собственную жизненную тропинку.
Грейс снова посмотрела на часики, затем сомкнула вокруг них пальцы и направилась к двери.
Да, это было её время.
Глава 22
Утром следующего дня солнечные лучи прорвали туман, окутавший громаду гор на востоке, и солнце показалось над вершинами, восхищая красотой своего появления. После сытного завтрака из овсянки, пресных лепешек и чая, Грейс и Аластер отправились навещать арендаторов поместья. Флора, Дейдре и Лиза принялись вытирать воду, которая просочилась через прохудившуюся крышу. Накануне, коротая часы вынужденного заточения в четырёх стенах из-за лившего весь день дождя, Дейдре и Флора испекли в дорогу Грейс с Аластером песочное печенье для арендаторов и при этом извели почти весь сахар и бόльшую часть муки и масла, что Грейс привезла с собой. Макфи и Макги уехали этим утром, отплыв на север к Аллапулу[42], чтобы накупить муки, сахара и других продуктов для пополнения запасов замка.
С собой они взяли письмо, которое Грейс написала мистеру Дженнеру в Лондон с просьбой выделить дополнительные деньги со счёта, предназначенного для восстановления Скайнигэла. До тех пор в её распоряжении были лишь те деньги, которые ей дала Нонни много лет назад с наказом приберечь их на чёрный день.
Однажды ранней весной Нонни пришла к ней, держа маленький, украшенный вышивкой, ридикюль.
— Моя мама дала мне его, когда я была в твоих летах, совсем молоденькой девушкой, незадолго до того, как я вышла замуж за твоего дедушку. Женщинам редко разрешается иметь собственные деньги, и часто они из-за этого оказываются в незавидной ситуации, в полном одиночестве, когда им так нужна помощь. Вручив мне этот подарок, матушка заставила меня пообещать, что я открою его только в случае крайней нужды. Мне повезло, меня миновала подобная участь, поэтому я передаю его тебе, дорогая. Надеюсь, никогда не настанет время, когда ты столкнешься с невзгодами или лишениями, но никто не может сказать, что судьба приготовит ему завтра. Если тебе суждено оказаться в подобных обстоятельствах, просто помни: с этим у тебя всегда ещё остаётся надежда, как она оставалась и в ящике Пандоры, на самом дне.
Грейс никогда не открывала сумочку, даже чтобы просто заглянуть, до тех самых пор, пока не собралась покинуть Лондон и отправиться в Скайнигэл. Она знала, что в сумочке были деньги, но понятия не имела сколько. И была потрясена, когда обнаружила несколько монет по пять гиней, завёрнутых в четыре пятидесятифунтовые банкноты. Обнаруженное сокровище устранило последнее препятствие перед её отъездом в Шотландию, и с этого момента Грейс уверилась, что она и в самом деле поступает правильно.
Грейс и Аластер верхом на крепких горных пони пустились в путь через покрытые вереском холмы, через узкую зелёную долину, усыпанную колокольчиками, примулами и ветреницами. Они выехали к неглубокой лощине, меж склонов которой протекала речка Скиах — Летящая река. Мирная картина тронула трелями и цокающими выкриками ярко-красных клестов[43], которые при приближении путников вспархивали и начинали перелетать с места на место среди хвойных деревьев. На протяжении всего пути Аластер коротал время, рассказывая истории из своего детства, проведённого на этой земле, земле, на которой его прадед трудился более века назад.
— Вы рассказываете о своей любви к этому краю, как некоторые о любви к женщине, — заметила Грейс, с непринужденностью сидя в дамском седле, в то время как её пони сам выбирал дорогу на узкой тропинке. — Аластер, вы никогда не были женаты?
Аластер мгновенно замолчал — что было ему несвойственно, — и Грейс укорила себя за излишнее любопытство.
— Я сожалею, мне не следовало спрашивать вас о чём-то столь личном. Это не моё дело.
— Нет, миледи, нету ничего предосудительного в вашем вопросе. — Он покачал головой. — Просто я долгое время не думал об этом. Нет, миледи, я никогда не был женат. Подумывал в своё время, даже опустился на колено и попросил её руки.
