Царит! Там чувствам места нет!
Был в рясу негодяй одет,
Он плакал, он стенал и выл,
Он, корчась на полу, молил
Судей и ползал пред столом,
Как пес под егерским кнутом.
А дева, стоя у стола,
Без слез судьбу свою ждала.
23
Как он вопит! И как бледна
В молчанье мертвенном она!
На темной плоскости стены
Две ниши узкие видны,
И в каждой — скудная еда:
Пучки кореньев, хлеб, вода…
Кому пришлось туда войти,
Тому обратно нет пути!
У каждой ниши встал монах,
Как страж недвижный на часах, В бенедиктинском клобуке,
С чадящим факелом в руке.
И, отражаясь от стены,
Бьют в ниши тусклые лучи,
В багровой полутьме видны
Лопатки, известь, кирпичи…
Обычно этих палачей
Искала церковь меж людей,
Которых в келью привела
Дорога зависти и зла,
Кто ненавидел род людской,
Или хотел епитимьёй
Смыть преступленья след,
И дело черное свершал,
Как церкви преданный вассал,
И отпущенье получал
За грех минувших лет,
Когда во славу всех святых,
Убив остатки чувств своих,
Он шел, куда вели его,
Не зная, как и для чего.
25
И вот встает слепой аббат,
Чтобы сказать о том,
Что судьи грешников велят
Замуровать живьем.
Но та, кого должны казнить,
Пытается заговорить.
Собрав остатки сил, она
Старается, как мел, бледна,
Дрожь искаженных губ сдержать
И слово внятное сказать.
