И дважды с этих уст немых
Сорвался голос и затих.
И дважды в тишине глухой
Был слабо слышен за стеной
Набег валов морских
(Хотя бурлящая волна
И в бурю не всегда слышна
Сквозь толщу стен глухих).
26
Но наконец зажегся взгляд,
И губы больше не дрожат,
И вспыхнул на щеках
Больной рассвет, совсем как тот, Что озаряет Чевиот,
Пылая на холмах.
И голос из последних сил
Молчанья стену проломил,
Звуча, как в пустоте,
И страшно было наблюдать
Такой решимости печать
На хрупкой красоте!
27
«Я милосердия не жду
И обращаюсь я к суду
Совсем не потому —
Мне и молитвы не нужны,
И отпущенья не важны.
Мой грех искупит хлад стены,
А мессы — ни к чему…
Меня молил мой лживый друг
Забыть про келью и клобук.
И вот три года каждый день
Я паж его, рабыня, тень,
Забыв о гордости своей,
Седлала для него коней!
Я для него пренебрегла
Всем, чем могла и не могла,
Я даже душу предала —
И вот награда! Лицемер
Решил, что Клара Глостер Клер
Прекрасней, и тогда на ней
Он (ради замков и полей)
Жениться вздумал и забыл,
Что прежде Констанс так любил!
Но стар, как мир, рассказ такой.
Распоряжайся я судьбой —
Я никогда бы не прочла
Страницу горькую о той,
Что предана, как я, была
За мусор золотой.
