Ты помнишь сам, как мы с тобой
Нередко спорили о том,
Что значит вольничать стихом.
Когда порядка в мыслях нет,
Когда сменяют тени свет,
Моей капризной музы пенье
Вдруг, на какое-то мгновенье, Высокий обретало строй,
И суд великодушный твой
За это многое прощал,
И величаво призывал,
Чтобы перо я обуздал,
Чтоб классикам я подражал…
И вот опять ты говоришь:
«Ах, Скотт, когда ж ты укротишь
Полет фантазии своей?
Как много драгоценных дней
Ты потерял! Поныне Скотт
Прямой дороги не найдет!
Средь бардов варварских времен
Бренчит на грубой арфе он!
Иль наши дни не дали тем
Для од, возвышенных поэм
И для классической строки?
Пиши о Брунсвике стихи!
Ведь быть воспетой заслужила
Его почтенная могила!
А ты — двух строк не написал
И даже не почтил слезой
Того, кто за свободу пал!
Наш современник, наш герой!
Европе всей противустал
Под Бранденбургскою звездой!
Но сщтлый луч ее погас
Под Иеною в несчастный час.
Да, волю неба изменить
Нам не дано… А может быть —Когда бы жив остался он,
Раздавлен был бы тот дракон,
Тот бич Европы, тот тиран,
Тот ужас сопредельных стран!
О, Брунсвик, не пришлось тебе
Спасти наперекор судьбе
Честь Пруссии на поле боя,
Когда за меч взялась она,
Но без щита была должна
Склониться перед злой судьбою.
Пусть был ты доблестен и смел, Но тщетно все: ты не сумел
Германию спасти.
Осталось только умереть —
И как перенести
