Всего и заботы, что трижды в день покормить его, воды налить в умывальник да вынести поганое ведро. Графа Майрра втихомолку жалела, готовила собственноручно, чтобы комитетчики ненароком не уморили пленника, и узилище его по мере сил постаралась сделать более… домашним, что ли. Тюфячок приволокла, одеяло и даже бельишко. Молоденький ведь, не старше Деррина-средненького – ведает ли кто, где его косточки? А уж про душу и думать страшно! Расточилась, истлела, как у всех у них, у неприкаянных, ненужных… Было дитятко – и нету. Словно и не выносила вдова Бино под сердцем троих сынов. Сгинул род, оборвалась ниточка. А этим тварям ненасытным, Эску и Хереварду, все мало! Если б какой-нибудь бог покарал бы их обоих, диллайнского князя и колдуна-эсмонда, какие жаркие молитвы вознесла бы ему Майрра! Обоих, обоих кровожадных стервецов! Будь они прокляты – оба!
Два дня новорожденной Янамарской республике исполнилось, а на третий явился в Дэйнл от тива Хереварда переговорщик – гладкий и наглый, чтоб переговоры, значит, вести. А предмет тех переговоров был понятен даже козе. От Эска Янамари отложилось, пожалуйте теперь под руку Благословенного Святого. И графа своего, эскова выкормыша, изменника и бунтовщика, извольте из кладовки извлечь да и выдать на справедливый и скорый синтафский суд. Но тут нашла коса на камень, и революционный комитет, как та коза, уперся рогом.
Появление господ из Комитета стало для Раммана долгожданным событием, почти радостью, сулящей хоть какую-то определенность. Четверо преисполненных чувством важности миссии мужчин в сюртуках, украшенных черно-желтыми бантами, и уже знакомая графу женщина- прислужница.
Самый невзрачный из визитеров вышел вперед и, небрежно кивнув узнику, заявил:
– Добрый день, гражданин Никэйн. Мое имя Камилен, гражданин председатель Камилен. У вас имеются какие-нибудь жалобы или пожелания?
Владелец крошечной типографской мастерской, перебивавшейся редкими заказами рекламных листков, сделал большой карьерный скачок, как на взгляд графа. Ни барона Шэби, ни хозяина мануфактур средь нового руководства не наблюдалось, что показательно. Либо эти ушлые «граждане» скомпрометировали себя слишком высоким происхождением, либо решили остаться в тени, на случай резкой смены политической обстановки. Что тоже разумно.
Прислуживавшая Рамману женщина, к его удивлению, также состояла в рядах Комитета.
«Революционные нравы? Или подачка простолюдинам?» – вопрошал себя Рамман, разглядывая разношерстную компанию.
– Нет, кроме того, что меня беззаконно лишили свободы, никаких претензий у меня нет, господин Камилен, – признался узник честно.
– Гражданин Камилен, с вашего позволения, – поправил его владелец типографии, многозначительно сверкнув очами. – Это принципиально. Видите ли, в Янамарской республике прежние сословия, согласно воле народа, отменены. Касательно же вашей свободы… Полагаю, надо перейти прямо к делу. В Дэйнл прибыл эмиссар Хереварда Оро. В том числе и по вашу душу, гражданин. И его настоятельные пожелания вашей передачи в руки Синтафа, признаюсь честно, ставят Комитет Общественного Благоденствия перед дилеммой… – и видно было, что он наслаждается всеми этими звучными названиями.
«Гражданин» выходило рычащим, так же как сладкие для слуха любого революционера слова «принципиально» и «эмиссар». Охваченного высоким гражданским порывом Камилена распирало от гордости за себя, такого умного и достойного патриота Янамари. И Рамман не видел причин, отчего бы ему не спустить выскочку из заоблачных высот на землю.
– Видите ли, гражданин Камилен, решение разного рода дилемм как раз и входят в обязанности… хм… руководителя, – улыбнулся граф вежливо.
– Бесспорно. И ваша ирония, безусловно, оправданна. Однако давайте начистоту, гражданин граф. Республика сейчас оказалась между двух огней и вести войну на два фронта неспособна.
«Вот уж точно – бесспорно, – согласился Рамман. – Хорошо хоть ты это понимаешь».
– Цена же договора с Синтафом – ваша голова. Однако… Вы были хорошим графом, народ вас любит. И выдавать вас на расправу эсмондам – не только преступно, но и неразумно. Впрочем, Комитет пойдет на это, если вы, гражданин, не подчинитесь воле народа и не присягнете Республике. Я не требую немедленного ответа. В вашем распоряжении, по меньшей мере, сутки на размышление. Завтра после полудня посланник Хереварда прибудет вновь. К тому времени Комитет должен будет что-то ему предъявить: или пленного заговорщика и мятежника, или… лидера, облеченного доверием народа и Республики.
Скорое появление Хереварда Рамман предвидел и даже ожидал, но не так быстро. Значит, его опасения подтвердились, и нынешний бунт все-таки спровоцирован эсмондами.
«Да чушь это собачья! Не нужно себя уговаривать. Эск по праву делит «славу» разжигателя янамарского мятежа с Оро. Вот уж воистину одного гнезда птенчики! – злился Никэйн. – Вот бы номер вышел, узнай все, кто кому тут доводится папашей».
– Видимо, я зря иронизировал относительно ваших знаний, гос… гражданин Камилен. И с одной стороны, меня, конечно, сильно утешает мысль, будто я любим янамарцами настолько, что они предоставили мне самолично выбрать свою судьбу. А с другой… Задумывались ли вы, граждане комитетчики, – он специально обратился сразу ко всем, чтобы никто не обольщался, что вся ответственность возляжет на одного лишь Камилена, – над вопросом боеспособности княжества Файрист? Или вы считаете, будто князь Эск так просто отдаст лучшие земли врагу?
– Кровавый тиран, безусловно, не пожелает выпустить из своих когтей нашу несчастную землю, – Председатель усмехнулся понимающе. – Однако сейчас, когда на границе стоит армия Синтафа, Эску будет некоторым образом не до нас. В конце концов он не вечен, да и Херевард, к слову, тоже. Вполне возможно, что эти два паука сожрут, наконец-то, друг друга. Это и есть самое горячее желание народа. А без народа, гражданин Никэйн, обороноспособность превращается в пустой звук. Кстати говоря, в глазах князя Файриста вы – уже предатель.
Определенная доля разумности в его речах имелась. За последние годы крохи сыновней привязанности к Аластару благополучно испарились, и взаимное пожирание Эска и Оро виделось Рамману лучшим решением всех проблем. Все так, но Идгарда… Идгарда он любил, а тот любил Аластара. И этот замкнутый круг разомкнуть было сложно, почти невозможно.
– Открою вам страшную тайну, гражданин Камилен. Главное – самому знать, что предательства не было. Я тоже убежден, что многие деяния его высочества не украсят страницы истории, и я последние двадцать лет делал все, дабы защитить интересы янамарцев. И… мне нужны сутки на раздумье. Нет, не нужно усмехаться, граждане комитетчики. Я буду думать о том, как спасти всех нас от гнева Аластара Эска и не дать сожрать Янамари Хереварду Оро.
– Прекрасно. Только учтите в ваших размышлениях, что добровольно обратно под руку Кровавого Сыча Янамари не пойдет. Всех он не перестреляет. Гражданка Бино позаботится о вашем удобстве. Полагаю, вы желаете переодеться? Кадфы, может быть?
Не в правилах заключенных отказываться от малейшего послабления.
– Переодеться и кадфы, и если это возможно – газету, – согласился Рамман.
– По счастливому совпадению, гражданин, я захватил с собою свежий выпуск республиканской газеты. Пожалуйста. Теперь позвольте нам откланяться. До завтра, гражданин граф.
И, как это всегда бывает с жаждущими новостей, утоление потребности не принесло ничего, кроме новых душевных страданий. На первой странице газеты свежей, еще пахнущей олифой краской была напечатана прокламация о провозглашении Янамари республикой и о согласии гражданина Никэйна возглавить оную.
Оставалось лишь топать ногами и колотить кулаками в стены, чего Рамман делать не стал в силу воспитания. Но очень хотелось. Хитрые комитетчики его обставили, как уличные мошенники деревенского мальчишку. И пока граф Янамарский общался с пауками в кладовке, ушлые бунтовщики придумали безошибочный ход. И вопрос совсем не в том, поверит или не поверит Аластар в предательство. Эск поступит так, как сочтет выгодным и правильным. Вариантов превеликое множество. Задавшись целью просчитать, какой выбор сделает князь Файриста, Рамман рисковал впустую потратить отпущенные ему на раздумье сутки. Зная же характер и наклонности человека, от чьих чресл он рожден, граф Янамари полагал, что тот не станет в открытую губить первенца Джоны. Чадолюбивая шуриа ему этого никогда не простит. А
