Превознося свои седины. И всё ж не стоит так Себя уничижать. Мы — зеркала, Где все отображенья Чудесно множатся И, движась и дробясь, Напоминают каждого из вас. 80-е, вторая половина[10]
Примечание редакции: из трех глав “Несостоявшейся поэмы” выбрана для публикации, центральная глава.
В творчестве Самойлова послевоенных лет заметно его упорное тяготение к поэме. Известно несколько зачинов, оборванных на полуслове. Но даже и три завершенные поэмы автор вряд ли счел удачными, хотя “Шаги Командорова” включил в начальный, неопубликованный, вариант своего избранного “Равноденствие”. Первой осуществленной, признанной им самим поэмой стала “Чайная” (1956), положившая, как он считал, начало его поэтической зрелости. Притом, опыт “несостоявшихся” поэм был наверняка автору полезен — некоторые их интонации и мотивы потом отозвались в его зрелых сочинениях. Ранние поэмы Самойлова, завершенные и лишь начатые, вошли в сборник “Поэмы”, выпущенный издательством “Время” (М., 2005). Однако не все: была еще одна попытка создать монументальное произведение, скорее, роман в стихах. В свой машинописный переплетенный сборник конца 40-х Самойлов включил довольно обширные поэтические отрывки под заголовком “Из поэмы”.
Глава первая О кто ты — друг мой или недруг — Мой дальний отсвет, мой герой, Рождённый в сокровенных недрах Ума и памяти игрой?.. Дожди. Глухая непогода. Небрежной осени мазня. И ты уже четыре года Живёшь отдельно от меня. Вот, руки затолкав в карманы, Бредёшь сквозь редкие туманы… Москва сороковых годов (Или точнее — сорок пятых). Повсюду явный отпечаток Дождей и ранних холодов. На Пушкинском шумит листва, Пусты скамейки на Никитском. И в сумраке сыром и мглистом Всё видится едва-едва: Изгиб деревьев косолапых, Мерцающий витрины газ И возникающий внезапно Из мглы автомобильный глаз; И фонарей лучистых венчик Внутри фарфоровых кругов Уже невнятен и изменчив На расстояньи трёх шагов. Но в белой пелене тумана Не молкнут шорохи толпы, Спешат, сбиваясь, силуэты Среди туманом стёртых черт, Как мотыльки на венчик света — На симфонический концерт. Консерваторский вестибюль Как будто бы из эха слеплен. Взойди! стряхни туман! ослепни! И сразу память распакуй. Восстанови в затёртом списке Рояля бешеный оскал. И гром симфоний, где Мравинский Оркестр в атаку вёл на зал. Восстанови — и опечалься, Спустись душой на чёрный лёд, Где Софроницкий между пальцев Серебряную воду льёт. Сергей слегка ошеломлён Над ним свершающимся счастьем. Но ряд голов и ряд колонн Ему воспоминанье застят: Вот Пастернак, похожий на Араба и его коня; Табун заядлых меломанов В потёртых, куцых пиджаках, С исконной пустотой в карманах И с партитурами в руках.
