- Она меня укусила, - пояснил Михаил негодующему взгляду Шталь, встряхнул дите, и то, наконец, замолчало, мелко суча ногами. Водитель сунул его к остальным, после чего потерявшиеся, спотыкаясь и старательно держась за руки, преодолели поворот и снова остановились, глядя на десяток бесчувственных и стонущих тел, разбросанных по полу в художественном беспорядке. Поверх ног одного из мужских тел лежала резная деревянная дверь, выдранная из косяка вместе с петлями. Ноги слабо дрыгались, отчего дверь качалась из стороны в сторону. Эша обозрела картину побоища со злорадным восторгом и поинтересовалась:
- Дверь-то зачем сломал?
- А нечаянно, - объяснил Михаил и подмигнул сначала Шталь, потом потолку. - Но я извинился. Ты канделябр-то вниз свечами опусти, что ты с ним ходишь торжественно, как Бэрримор?
- Они же все без сознания, - Эша, проигнорировав насмешку, осторожно толкнула босой ногой ближайшее тело. - И что нам их теперь - волоком тащить?
Водитель, сделав небрежно-успокаивающий жест, снова перехватил командование, и под его руководством маленький отряд, соблюдая все предосторожности, надергал штор из ближайших комнат, прихватив, также, пару простыней. Михаил невежливыми хлопками, щипками и встряхиванием привел каждого из поверженных в относительное чувство и связал их друг с другом, после чего процессия приобрела вид невольничьего каравана, сопровождаемого Дионисовой свитой. Несвязанные держались за руки, поглядывая друг на друга с подозрением и, почему-то, смущенно, похмельного человека из парадного зала отчаянно мотало от стороны к стене, и замыкавшая шествие Шталь с канделябром в руке криво улыбалась, думая, что со стороны это зрелище выглядит довольно дико. Впрочем, пока было не до смеха. Ни выхода, ни Домовых - только комнаты, коридоры и лестницы, бесконечно, плавно и незаметно перетекающие одна в другую.
В очередном коридоре они наткнулись на уже неоднократно знакомого Шталь Леонида Игоревича. На сей раз он был в штанах и незастегнутой рубашке, надетой наизнанку. Леонид Игоревич стоял возле стены в странной наклонной позе, прижимаясь к стене только щекой, и мерно качался взад-вперед. За ухом у Леонида Игоревича была салфетка, а из кармана брюк торчала объеденная виноградная кисточка.
- У-у-у, - сказал он, широко раскрывая глаза навстречу шествию, и взялся за стену еще и руками, не доверяя, видно, щеке. - Это... Ого!
- Пойдешь с нами, - повелел Михаил и, проходя мимо, схватил Леонида Игоревича за плечо и отделил от стены, отчего тот, споткнувшись, совершил очень изящный проворот и, пав водителю на грудь, спросил:
- А куда?
- Какая тебе разница? - справедливо заметил Михаил, легким тычком переправляя нового участника похода к остальным. Леонид Игоревич повис на одном из связанных и дальше шел, вернее, практически волочился за ним, изредка засыпая. По счастью, связанный был достаточно крупногабаритен, чтобы не рухнуть под его тяжестью, и уже достаточно образумлен, чтобы не начать возмущаться - он шел вперед, дергал плечами, стараясь стряхнуть спутника, и беспрерывно ругался. Дите снова принялось реветь и звать маму, но та не реагировала, будучи все еще невменяемой - не столько по вине Михаила, сколько по вине поглощенного ею за все это время алкоголя. Никто из представителей орды так и не сообщил, сколько уже они находятся в гостинице: их сносило то на бессвязный мат, то на заунывное пение, то на причитания. Про выход никто из них больше не спрашивал.
На следующем этаже они нашли девчушку в зеленом халатике, которая сидела перед большим блюдом с яблоками, сочно грызла их и заливалась слезами, и двух парней, дремавших в креслах под шум какого-то боевика, идущего по телевизору. Парни находились в том состоянии, в котором ничто не воспринимается всерьез, и к процессии присоединились с радостью, решив, что это какое-то новое развлечение. Девчушка шла неохотно и не переставала рыдать. В одну руку ей вложили ручонку грязного и громкого дитяти, и их рыдания вскоре зазвучали слаженно, создавая неповторимое дополнение к общей звуковой гамме из ругани, бормотания и разнобойного 'топ-топ' тех, кто шел в обуви. Еще через комнату они нашли пожилую женщину, молча сидевшую в плетеном кресле. Женщина никак не отреагировала на их появление, казалось, она вовсе их не заметила. Когда ее потянули за руку, она покорно поднялась и так же покорно пошла вместе с остальными, глядя перед собой немигающими глазами, как сомнамбула.
- Многих еще не хватает? - осведомился Михаил, и Шталь удрученно кивнула. - М-да, дела... Я вот все жду, когда появится одно веселое местечко... - он приоткрыл очередную дверь и обрадованно воскликнул: - А-а, вот они, голубки!
Остальные столпились позади него, нетерпеливо выглядывая поверх водительских плеч, и из комнаты, с очень обитаемой кровати раздраженно сказали:
- Ну вот еще, сколько народу пришло!
- Так, живо всем встать и надеть штаны! - скомандовал Михаил - не без сожаления. - Давайте, девчонки... и кто там у вас - Лешик?.. Мы все идем на выход.
- Вы кто такие? Закройте дверь! Никуда мы с вами не пойдем!
- Бить буду! - пообещал Михаил и чуть отодвинул старичка, который подпрыгивал за его спиной, силясь разглядеть все в подробностях и сетуя, что не разу не натыкался на эту комнату. 'Девчонки', коих оказалась пятеро, ворча, принялись сползать с кровати, и наконец-то открыли взору водителя героического Лешика. Тому было под сорок, был он плешив, коренаст и очень утомлен.
- Вообще-то вовремя, - признался он Михаилу, по частям поднимаясь с кровати, потянулся за своими брюками и с грохотом рухнул на журнальный столик. Кто-то злорадно захихикал, а мамаша поспешно закрыла своей дочке-подростку глаза ладонью, сама глядя очень внимательно.
Убив на сборы минут пятнадцать, компания из веселой комнаты поплелась вместе с остальными, обмениваясь с теми, кто был в состоянии говорить, исключительно вопросительными местоимениями. Через некоторое время одна из женщин подала голос:
- Я, конечно, ничего такого не имею в виду, но через эту комнату мы идем уже в третий раз!
- А никто не говорил, что будет легко! - огрызнулся Михаил и просигнализировал Эше тревожным взглядом. Та пожала плечами, продолжая напряженно прислушиваться к своим ощущениям. Ничего. Ничегошеньки. Дом молчал, молчали и вещи. За время их путешествие она успела увидеть множество ламп, но все они выглядели обычно. В некоторых комнатах на стенах висело еще оружие - менее внушительное, чем двуручный меч - какие-то ножи и сабли, а на одной стене красовался даже мушкет. Они тоже выглядели обычно. Эша шла и вела счет вещам. Множество вещей: лампы, зеркала, мебель, посуда, вьющиеся на ночном ветру шторы, канделябры, вазы, ковры, статуэтки, картины, техника - их было не счесть.
Они поднялись по лестнице и вновь оказались в коридоре. Это был знакомый коридор со скачущими лошадками, который Шталь уже успела возненавидеть, но дверей в нем теперь не было - только одна, в самом конце, перед которой разросшийся отряд и остановился удрученно.
- Тупик, - констатировал Михаил с таким видом, будто находка этого тупика и была основной задумкой плана. Протянул руку к двери, и тут дверь распахнулась без его участия, и из комнаты выскочил очень маленький человек с очень громким воплем:
- Я тебя убью!
Михаил ойкнул и увернулся. Слава по инерции пробежал еще несколько метров, споткнулся и с размаху въехал головой в живот Леониду Игоревичу, отчего тот проснулся и плачуще произнес:
- Больно!
- Извините, - машинально сказал Слава, - я... - тут он снова вспомнил о Михаиле и развернулся. - Ты хоть соображаешь... - его взгляд на мгновение соскользнул с напарника, прогулялся по связанным и держащимся за руки полупьяным людям, и Михаил мгновенно потерял первостепенную значимость. - А это еще что за аттракцион?! Я, значит, по террасам бегаю, а вы тут хороводы водите?!..
- Ты можешь меня послушать минуту! - прошептал водитель, хватая напарника за рубашку и оттаскивая подальше от остальных.
- Послушать могу, тебя - нет! Как последний идиот...
Шталь, решив, что пора вмешаться, тоже отделилась от отряда, напомнив:
- Всем держаться за руки!
- Это просто глупость! - заявила одна из обитательниц веселой комнаты. - У меня уже пальцы вспотели. Да и вообще...
