я-то считаю, что любой психоанализ в отличие от психосинтеза просто разрушает человека, и в этом нищета, а блеск в том, что, конечно, добираются до очень интересных эксцессов в психике), то что, такое весь этот Фрейд и все его последователи? Это бесконечная интерпретация всего. «С вами что-то произошло? Вы нервничаете? Извините, мой дорогой, это вы не потому нервничаете, что вам нагрубила жена. А вы нервничаете потому, что у вас есть некое вытесненное содержание, это содержание жена сейчас задела. А какое же это содержание? Давайте будем это выяснять». Ну чем же это отличается от геофизики, работы следователя, криптографа, герменевтика, читающего тексты, психоаналитика?
А еще давайте посмотрим такой класс интерпретации как кибернетика. Вся кибернетика по существу является тоже интерпретацией, потому что — что лежит в основе кибернетики? У вас есть некий черный ящик, вы посылаете на его вход сигнал S1, а на выходе его вы получаете сигнал S2. А про черный ящик вы ничего не знаете, но вы можете интерпретировать. Вы можете высказать некие гипотезы по поводу того, какова природа черного ящика: является ли он линейным или нелинейным. И потом, посылая определенные сигналы, например, синусоиды разной частоты, и получая на выходе опять-таки синусоиду той же частоты, но с другой амплитудой, вы строите частотную характеристику: зависимость импульса от частоты (L). И получаете некоторые данные о природе этого черного ящика (K). Вот на этом построена кибернетика.
Я не буду говорить об астрофизике, обо всем другом. Я, наконец, добираюсь до политической аналитики. И оказывается, что задача состоит в том же самом. Вы имеете определенную не желающую что-то говорить о себе реальность. «Драку под ковром». Помните у Черчилля: «Эта политическая борьба в России напоминает драку бульдогов под ковром. О результатах можно догадываться по выкидываемым трупам». Вот выкидываемые трупы — это есть геофизические поля, а вы догадываетесь, т. е. интерпретируете выкидываемые трупы, обсуждая драку бульдогов под ковром.
И вот здесь я могу еще написать очень много других дисциплин, общее в которых — вот эта самая герменевтика, то есть прочтение неких текстов в виде электромагнитных или гравитационных полей, в виде следов преступлений, в виде зашифрованных сообщений, в виде загадочных словосочетаний, в виде психологических импульсов, в виде сигналов какого-нибудь черного ящика, в виде выкинутых из-под ковра бульдогов и так далее, вот таких вот текстов, прочтение этих текстов и их интерпретация.
И когда много-много лет назад мы начали создавать метод политического анализа, который назвали целостным анализом. Уже такое парадоксальное словосочетание — «целостный»; конечно, его можно было назвать системным, но нам казалось важным подчеркнуть, что он не только системный, но еще и целостный. Конечно, система — это определенный вид целостности, но есть разное качество этой целостности. Целостность бывает невероятно плотной и жгучей, а бывает достаточно расплывчатой, иногда ее называют, к примеру, системой — ризомой постмодернисты. Это такая корневая система у травы, которая как-то спутана, и по существу она не является четко выраженной системой связей, отношений, у нее нет так явно выраженной цели, как у классической системы.
А иногда система бывает переуплотненной.
Итак, в любом случае мы анализируем, ищем некую целостность, применяя определенные методы. Какой метод? Один из методов, безусловно, — вот такая вот герменевтика, т. е. интерпретация происходящего.
Можно ли свести всё к подобным интерпретациям? Конечно нет.
Подобного рода интерпретация, применяемая дозировано, на основе опыта, проб и ошибок, самопроверки, внутреннего инстинкта сдерживания самого себя от гипер-аналитизма слишком богатых ассоциаций и всего прочего, очень важна в определенных случаях. Но она, во-первых, не всё может, и, во- вторых, к ней ни коим образом всё не может сводиться.
Она очень важна тогда, когда речь идет о неких субъектах, которые не хотят слишком много рассказывать о своих подлинных мотивах и своих планах. Но это же не всегда бывает так.
Конечно, если сейчас в комнату влетит камень, пробив стекло, то наверное его кто-то кинул. Но если распахнется форточка, то абсолютно необязательно говорить при этом, что колдун каким-то магическим методом ее распахнул. Возможно, подул ветер, возможно, форточка была плохо закрыта. И скорее всего, она была плохо закрыта. И скорее всего, подул ветер.
Если каждый раз начать говорить: «О-о-о, это неспроста, это такая, знаете ли, вещь, что дальше некуда!», — то вместо реального живого аналитического метода, метода синтеза, анализа и синтеза, родится очень глубокая система размышлений на завалинке по поводу того, что «англичанка гадит». Но в принципе в подобном методе нет ничего от теории заговора. Это — нормальный аналитический метод, комплексный, имеющий свою историческую традицию, заимствованный из практических дисциплин. Возможно, что мы свели определенный набор этих дисциплин к единому знаменателю.
Тот же Рикёр, например. Он же занимался герменевтикой и не только ею. Поэтому я сейчас закончу с вот этой интерпретационной стороной политического анализа и займусь другой.
В XX веке очень многие пробовали соединить герменевтику с диалектикой, т. е. с историей, т. е. с процессами. Ведь иногда всё очевидно. Как говорил один политический антигерой: «Процесс пошёл». Но люди не видят этого процесса. Они не ощущают, что вот возникло событие, а за событием возникло снова родственное ему событие. Они не видят этой родственности. А потом — ещё одно событие. И это уже не несколько отдельно стоящих событий, а это, предположим, небольшой «пакет» событийный. А потом этот «пакет» превращается в «поток». А потом «поток» превращается в процесс. А потом процесс меняет качество. А потом этот процесс, ламинарный, спокойный процесс течения событий в определённую сторону превращается в турбулентный. Вот очень важно не только интерпретировать события, вскрывая их внутреннюю природу, но ещё и наблюдать за тем, как эти события порождают малые «пакеты» событийностей, «потоки» событийности, процесс, основанный на событийности, как меняется качество этого процесса. И это уже диалектика. Это не герменевтика. А ещё иногда бывает безумно важно просто всмотреться в факт. Как говорил Маяковский: «…из реки по имени — „Факт“». Вот просто всмотреться в факт и оценить его. Понять, что он совсем не так тривиален, как это кажется на первый взгляд. Уже почти 30 минут я говорю о методе, и это максимум того, что я могу себе позволить в концептуально- аналитической передаче. Когда-нибудь, возможно, в другом цикле передач, я просто прочитаю курс лекций для тех, кто хочет заниматься подобного рода анализом.
Здесь же я просто прошу и вдуматься в метод, а главное ещё и поверить в то, что когда ты двадцать лет подряд в одном и том же коллективе разрабатываешь этот метод, то ты добиваешься определённых результатов. Ты начинаешь что-то чувствовать. Ты можешь передать определённую школу тем, кто, по крайней мере, всё время работает рядом с тобой. Предвижу вопрос: «А зачем вы этим занимались?» И на этот вопрос дам короткий ответ. Когда-то, когда близкому окружению Бориса Николаевича Ельцина по приходу к власти Бориса Николаевича в 1991 году очень хотелось меня дискредитировать, то такой Рудольф Пихоя, архивист Ельцина, начал кричать о том, что вот он обнаружил в ЦК КПСС особую папку ЦК КПСС «Кургинян». И ему казалось, что ничего более страшного про меня он сказать не может. Я был просто счастлив, потому что сам бы я никогда не стал об этом говорить, а когда тебе официальный архивист Президента начинает говорить об этом, ты как бы свободен. Ты можешь сказать, что, во-первых, это архивист, ну, обнаружил и обнаружил. А во-вторых, всё-таки он архивист, да? То есть он — человек, который отвечает за свои слова. А в-третьих, если он так хотел этим дискредитировать, то значит он говорит правду, ведь на тот момент ничего страшнее принадлежности к ЦК КПСС не было. Прошло не так много времени, и эти люди из ближайшего окружения Бориса Николаевича Ельцина очень переживали по поводу того, что они зачем-то об этом заорали.
Потому что особая папка ЦК КПСС — это, в некотором смысле, политическая разведка партии. Да, действительно, на излете существования КПСС один из моих близких друзей, занимавший в ЦК КПСС крайне высокое положение и просто обязанный по роду этого положения каким-то образом активизировать работу особых папок, попросил меня сделать как можно больше с этими папками, и мы начали это делать.
Политическая разведка отличается от обычной тем, что она имеет дело не с танками, не с самолетами и не с расшифровкой каких-нибудь перехваченных телеграмм. Она имеет дело с политическими процессами, с политическими субъектами, с политическими фигурами, с политическими играми и т. д. Занимаясь всем этим, мы не могли не заняться теорией элит, политическими играми, которые происходили у нас на глазах. Когда и кто запускал процессы? Что означала крылатая фраза «процесс пошел»? Как их
