напомнить, что вы слышали или читали свидетельство доктора Кельно: у него не хватало квалифицированных ассистентов и главным образом в силу этой причины он предпочитая прибегать к спинномозговому обезболиванию, которое делал сам.
— Да, я знаком с этими показаниями.
— И вы также слышали и читали показания доктора Лотаки, что он помогал доктору Кельно в ряде операций.
— Да.
— Как вы считаете, исходя из квалификации доктора Лотаки, мог ли он следить за состоянием пациента под наркозом во время операции?
— Да, доктор Лотаки был достаточно опытен для этого.
— В таком случае ссылка Кельно на то, что у него, не было подготовленных помощников, лишена оснований.
В первый раз за время процесса сэр Роберт Хайсмит поймал себя на том, что он задумывается над личностью Адама Кельно. Была ли то откровенная ложь или
же просто оговорка в ходе показаний — вот что он пытался понять.
О'Коннор открыл книгу.
— Данный труд доктора Боланда был опубликован в 1942 году и носит название «Новые достижения в области анестезиологии».
— Я считаю несколько странным, — сказал Хайсмит, — что доктору Баланду не было предъявлено ничего подобного, когда он стоял на свидетельском месте.
— При всем уважении к моему досточтимому коллеге, — сказал О'Коннор, — у нас не было возможности прочитать все труды анестезиологов Англии, и мы не имели представления, что доктор Боланд будет приглашен стороной истца давать показания. Если бы вы заблаговременна предупредили нас, мы были бы готовы в соответствующее время.
— Тем не менее я не считаю достойным предлагать мистеру Марвику оценить то, что написал доктор Боланд, который не может, в данный момент сам дать ответ.
— Если вы желаете, сэр Роберт, — сказал судья,— вы можете снова пригласить доктора Баланда. Мы не отрицаем ваше право на это.
Хайсмит тяжело опустился на место.
— Я хотел бы привлечь ваше внимание к третьему абзацу двести пятьдесят четвертой страницы, откуда зачитываю: «Такое местное обезболивание с помощью пункции никогда — я подчеркиваю: никогда — не может проводиться насильственным образом без предварительной психологической подготовки пациента. Результатом может стать психический шок, который, в свою очередь, может привести к психическому заболеванию». И дальше на той же странице он утверждает: «В случае, если пациент находится в возбужденном или очень испуганном состоянии, рекомендуется прибегать к общему наркозу. Если же тем не менее хирург все же предпочитает прибегнуть к спинномозговому обезболиванию, рекомендуется предварительно ввести от одного до четырех миллилитров морфия». То есть я пытаюсь сказать, что, когда речь идет об описываемых обстоятельствах, вы с доктором Боландом отнюдь не противоречите друг другу.
— Наши мнения полностью совпадают, — сказал мистер Марвик.
23
Отдернув портьеру, Анджела посмотрела в окно. Они были на месте, на другой стороне улицы, детективы в штатском из Скотланд-Ярда и частный детектив, нанятый Польской ассоциацией для охраны дома. Все телефонные звонки были переключены на центральную, станцию.
После первых же дней процесса в трубке стали раздаваться оскорбления и угрозы, после чего последовали угрожающие письма и визиты людей, которые пылали желанием лично высказать свою ненависть к Адаму Кельно.
Скотланд-Ярд заверил их, что по завершении процесса все прекратится само собой. Анджела же, которая оберегала мир и покой их дома, настаивала, что они должны немедленно на год отправиться в кругосветное путешествие, а по возвращении незаметно поселиться в каком-нибудь маленьком городке.
Напряжение, которое испытывал Адам, лишило его сил, и он не стал спорить. Через несколько лет Стефан станет архитектором. Им уже пора подумать о том, чтобы уйти на покой. Он лелеял надежду, что Терренсу Кемпбеллу достанется его медицинская практика. Но в глубине души сэр Адам понимал, что Терренс хочет вернуться в Саравак к своему отцу и стать врачом-миcсионером.
Хотя Адам не проявлял в суде никаких эмоций, все эти ночи Анджела спала вполглаза, готовая каждую секунду помочь ему справиться с ночными кошмарами и успокоить его.
Сев за обеденный стол, оба они пожалели, что Стефан не может сейчас быть в Англии.
— Как вы думаете, доктор, сколько еще будет длиться процесс? — спросил Терренс.
— Еще неделю или дней десять.
— Скоро он должен завершиться, — сказала Анджела, — но мы будем чувствовать себя куда лучше, если поедим.
— Представляю себе, какие разговоры идут в больнице, — буркнул Адам.
— Вы же знаете, как все это воспринимается,— ответил Терренс.
— Что они говорят?
— Честное слово, я так занят своей работой, что у меня нет времени прислушиваться к разговорам. Мы с Мэри расстались, и я думаю, что навсегда.
— Ох, как мне жаль, — сказала Анджела.
— Не стоит. Во всяком случае, узнав, что Стефан не может приехать, я предпочел бы остаться у вас.
— Ты же знаешь, что мы будем только рады,— сказала Анджела.
— Что произошло у вас с Мэри? — спросил Адам.
— Ничего существенного, — соврал Терренс. Просто мы выяснили, что, отдалившись друг от друга, мы обрадовались ощущению свободы.
Терри не хотел рассказывать о потрясении, которое испытал, когда Мэри сказала ему, что невиновность доктора Кельно вызывает у нее определенные сомнения, после чего Терренс пришел в ярость.
Звякнул дверной звонок. Они слышали, как миссис Коркори, экономка, с кем-то разговаривает в вестибюле.
— Прошу прощения, — сказала она, — но пришли мистер Лоури и миссис Мейрик по делу, которое они считают очень важным.
— Они нездоровы?
— Нет, сэр.
— Очень хорошо, я сейчас к ним выйду.
Лоури, коренастый владелец пекарни, и миссис Мейрик, жена владельца ремонтной мастерской, неловко поднялись, когда вошел Кельно.
— Добрый вечер, доктор, — сказал мистер Лоури. — Надеюсь, вы простите нас за вторжение. Доктор Кельно, мы переговорили между собой...
— То есть ваши пациенты, — поправила миссис Мейрик.
— Ну вот, и мы хотим дать вам знать, что мы с вами на тысячу процентов.
— Это меня очень радует.
— Мы глубоко оскорблены той ложью, которую они пытаются навесить на вас, — продолжил мистер Лоури, — и мы считаем, что все это — часть паршивого, прошу прощения, все это часть заговора коммунистов.
— Во всяком случае, доктор, — сказала миссис Мейрик, — мы написали письмо, заверяющее вас в нашей верности и поддержке, и обошли всех за подписями; подписывались даже дети. Вот, сэр, примите.
