— Хотите, чтобы я забрал ее, патрон?
Комиссар отрицательно качает головой:
— Нет, мне надо кое о чем ее спросить.
Он выводит меня из тупика.
Прямо в лицо мне брызжет яркое солнце.
— Кажется, ты разговаривала с матерью одного из похищенных детей, Омара Отокорэ? Консьержка из их дома сказала об этом одному из моих людей. Наверняка она тебе наговорила всяких бредней с три короба!
— Называйте как хотите…
Комиссар уже размыкает губы, намереваясь что-то сказать, как вдруг к нам подбегают несколько полицейских. Они в панике.
— Комиссар! Скорее!..
— Ну что там? — спрашивает с досадой Паразиа.
— На набережной еще одно нападение!.. Как сегодня утром… Из воды…
Комиссар бледнеет:
— Вообще-то такие случаи — не наше дело…
— Все силы стянуты в тот квартал! Подозревают, что мы имеем дело с хищным зверем… ни один человек такого не сделал бы… Тело жертвы все обглодано…
Паразиа торопливо направляется к своей машине. Напоследок обернувшись ко мне, резко взмахивает рукой:
— Иди домой! Видишь, что творится…
Глава 22
— Вы сказали
— Да-да, — рассеянно ответил Сильвен.
«Надо же, выбирая между Габриэллой и белыми обезьянами, я не колебался ни минуты, — с некоторой горечью констатировал он, пока такси, чудом найденное на улице Гамбетты, увозило его все дальше от кладбища Пер-Лашез. — Как всегда: бегу к матери по первому свистку…»
Однако было и еще кое-что: оставив Габриэллу посреди ночи, он почувствовал себя освободившимся.
«Чего ради заставлять себя страдать?» — спрашивал себя молодой профессор. Такси тем временем на полной скорости миновало Аустерлицкий мост.
Сильвен пытался сгладить воспоминание о Габриэлле. Она была такой непохожей на себя этим вечером! Эти фразы о Ботаническом саде, о зоопарке, об их общем прошлом, которое она тщетно пыталась предать забвению… Весь его мир мог быть опрокинут этой внезапно вспыхнувшей ностальгией. Достаточно было слабого аромата духов, особого тембра голоса… Но его детство, проведенное с Габриэллой, было похоронено и больше не оживет. Им нужно прекратить эти встречи и совместные ужины; она не должна больше его к себе приглашать. Зачем цепляться за то, что обречено изначально?..
«Мы умерли друг для друга, — думал он, когда такси уже следовало по улице Бюффона. — Габриэлла теперь — всего лишь прекрасное воспоминание…»
Но это убеждение было иллюзорным, так как Сильвен ощущал присутствие Габриэллы повсюду. Он видел ее призрак на каждом перекрестке, мимо которого проносилось такси, и на каждом рекламном щите, и на барельефе, украшавшем стену Ботанического сада, — и даже за плечом Любена, который ждал его, бледный и взволнованный, возле служебного входа на улице Кювье. Старый смотритель на этот раз даже не взял на себя труд замаскировать пижаму служебной униформой. Лишь вечная фуражка на голове служила комическим напоминанием о его должности.
— Я смотрю, вас встречают! — хмыкнул шофер.
Любен распахнул дверцу машины с предупредительностью гостиничного лакея (он действительно когда-то выполнял эту работу — еще во время войны).
— Твоя мать в своем репертуаре! — сообщил он.
— Я приехал сразу, как только получил от нее эсэмэску, — сказал Сильвен, протягивая таксисту купюру.
Машина отъехала.
— С чего это вдруг ты на такси? — удивленно спросил Любен. — Ты что, не из дому?
Сильвен, отведя глаза, ответил:
— Я был в гостях… мы с друзьями играли в карты…
— А-а…
Разве мог он сказать старику, что встречался с его обожаемой внучкой, которую сам Любен не видел уже двенадцать лет?.. Как он отреагировал бы, если бы узнал, что друзья детства встретились снова спустя много лет — и всего каких-нибудь полчаса назад прогуливались по кладбищу Пер-Лашез?..
Ничего больше не добавив к сказанному, Сильвен отправился вслед за смотрителем через спящий сад.
Идя мимо гигантских кедров, ни один, ни другой ни словом не обмолвился о событиях вчерашнего вечера. У них еще будет время довершить перепалку…
«Итак, попытаемся думать
Зоопарк сейчас казался таким же спокойным, как прошлой ночью.
Жервеза стояла возле клетки с белыми обезьянами, глядя на нее так, словно это была приземлившаяся летающая тарелка. Как и вчера, хранительница музея выглядела так, словно ее только что подняли с постели. Густые седые волосы были накручены на бигуди и укрыты сеточкой. Вид у Жервезы был нелепый, но выражение лица не допускало даже мысли о насмешках.
Слегка смущенный театральностью этой сцены, Сильвен осторожно приблизился и произнес:
— Мама?..
Жервеза не шелохнулась. Крепко сжимая в руке карманный фонарик, она слегка водила им по клетке, отчего обезьяны, когда на них попадал луч света, щурились и помаргивали.
— Мне сначала показалось, что они умерли… — наконец произнесла она слабым голосом.
— Этот свет им мешает, — мягко сказал Сильвен и, осторожно забрав у матери фонарик, погасил его.
Ему показалось, что из клетки донесся вздох облегчения.
«Им вообще не нужен свет», — подумал Сильвен, который раз удивляясь при виде слабого свечения, исходившего от белоснежной шерсти обезьян. В лунном свете они казались меловыми статуями. Пять белых призраков, слегка фосфоресцирующих в темноте… Пояснительная табличка на клетке гласила:
«Белые обезьяны (anthropopitecus albus) — род приматов, близких родичей шимпанзе, обитающих в джунглях Центральной Африки. Очень осторожные, почти не встречающиеся человеку. Обитают вне своей естественной среды лишь в одном месте — в зоопарке парижского Ботанического сада».
Создавалось впечатление, что животные вообще никогда не исчезали из клетки. Однако все пять обезьян отсутствовали в течение суток…
Наконец Жервеза повернулась к Любену и решительным жестом, в котором не было ничего дружелюбного, положила руку ему на плечо со словами:
— А теперь вы мне все объясните, раз уж это вы их нашли.
— Я их не находил, — сказал смотритель слегка вызывающим тоном и отстранился. — Я просто совершал обход. Когда я проходил мимо их клетки, я увидел, что они там.
— Обход? В три часа ночи?
— В полнолуние мне обычно не спится. Возраст… И потом… со всеми этими недавними событиями…
