Тринитэ невольно повернулась к улице Крулебарб, находившейся у нее за спиной. Девочка с трудом могла представить эту улицу лесной тропинкой, заросшей орешником.
— А этот сквер, — продолжал Сильвен, снова кладя ноги на скамейку, — был когда-то островом. Единственным островом Бьевры в границах нынешнего Парижа.
— Островом? — переспросила Тринитэ удивленно.
— Да. Его называли Обезьяний остров, потому что рабочие с мануфактуры гобеленов, которые были его единственными обитателями, славились своей неопрятностью…
Сильвен указал на север, туда, где находился «Замок королевы Бланш»:
— Вот там был бьеф Гобеленов.
Затем показал на юг, где стояла булочная с разбитой витриной:
— А там — бьеф Крулебарб, у знаменитой мельницы…
— Что еще за
— Притоки Бьевры, выходящие из-под земли на поверхность.
Увлекшись, Тринитэ начала делать пометки в маленьком красном блокноте. Ее мозг вновь активизировался.
— Все указывает на то, — проговорила девочка, — что похищения детей происходили как раз в тех местах, где находятся эти… бьефы.
Недалеко от нее и Сильвена ссорились члены какого-то семейства, пытаясь разделить на всех три банки консервированного тунца, в то время как прямо над ними с пронзительными криками носились около десяти чаек.
Сильвен кивнул и мрачным тоном произнес:
— Как будто сама река явилась забрать дань…
— Но это же бред!
— Я знаю… Теперь нужно понять, отчего похищения произошли именно в этих местах.
Вдруг Тринитэ замерла:
— Может быть, это как-то связано с Обществом любителей карьеров?
Сильвен не отвечал. Это предположение в очередной раз привело его в замешательство. Лишь скулы его дрогнули под мягкими ласкающими прикосновениями весеннего ветерка.
Позади них заплакал ребенок, у которого одна из чаек все же ухитрилась выхватить кусок тунца.
Лишь тогда Сильвен вышел из оцепенения и, медленно повернув голову к Тринитэ, сказал:
— Если ОЛК действительно к этому причастно, кажется, я знаю, где мы сможем найти ответ.
— И где же?
— Вон там, — сказал он, указав на небольшой ресторанчик через дорогу от сквера.
Это был «Баскский трактир».
— Какого черта вы сюда врываетесь?
Сильвен и Тринитэ, не задерживаясь в общем зале, прошли сразу в кабинет, где недавно проходило собрание Общества любителей карьеров. Единственный человек, находившийся в этой скудно обставленной комнате, стены которой были обшиты потемневшими от времени деревянными панелями, взглянул на них с неприкрытым ужасом. Глаза его были красными, мускулы лица подергивались, как при нервном тике, волосы в беспорядке торчали в разные стороны, руки дрожали.
«Ну и видок!» — невольно подумала Тринитэ.
Да, хозяина ресторана было не узнать. Он буквально источал тревогу. Однако это не мешало ему выполнять привычную работу: он расставлял приборы на большом овальном столе, хотя и делал это с обреченностью осужденного, поднимающегося на эшафот.
Узнав вошедших, Ив Дарриган немного успокоился:
— А… это вы… Я и не знал, что вы знакомы…
От волнения его акцент был еще заметнее, чем обычно.
Но очевидно, хозяину «Баскского трактира» нужно было выговориться. Продолжая раскладывать лиловые салфетки и серебряные ножи, он почти жалобно произнес:
— Я… я даже не знаю, почему я это делаю… — И, взглянув Сильвену в глаза, прибавил: — Ваша мать сильная, вы знаете? Очень сильная!
Сильвен едва мог поверить, что этот жалкий, насмерть перепуганный человек — Ив Дарриган, энергичный, жизнерадостный колосс, который угощал его шедеврами кулинарного искусства тридцать с лишним лет.
— Что же такого она сделала? — спросил Сильвен и непроизвольно напрягся, словно в ожидании удара.
— Я хотел уехать… — начал Дарриган дрожащим голосом. — Но теперь уже поздно. Улицы заблокированы, аэропорты закрыты… А последний поезд в По ушел сегодня утром… И надо же — ведь билет у меня был! Удалось купить на черном рынке. За полторы тысячи евро, подумать только!..
Он вынул из кармана железнодорожный билет и лихорадочно разорвал его в клочки.
— Я даже не успел его перепродать, — пожаловался Ив, убирая обрывки бумаги в карман фартука.
Затем начал расставлять бокалы — все так же медленно и осторожно.
Сильвен и Тринитэ не осмеливались его перебивать.
— Вот и застрял здесь, — продолжал он. — А все ради кого? Ради нее, ради ее проклятого «обеда с коллегами»! Ради того, чтобы…
Остаток фразы потонул в неразборчивом ворчании.
У Сильвена было ощущение, что он видит перед собой музейного смотрителя, который в конце концов свихнулся от того, что каждый день протирал одни и те же витрины.
— Вы что-то говорили об обеде… — наконец произнесла Тринитэ нерешительно.
— Было бы из чего его приготовить! — сказал с ожесточением Ив Дарриган. — Мне нечем их кормить! Но вашей матушке это и не нужно. Ей нужно собрать тут свою компанию, без посторонних… Даже мне запрещено к ним заходить! Сколько лет уже это продолжается!.. «Карьеры», «подземелья» и прочая дребедень… Никогда я ничего в этом не понимал. Женщина и одиннадцать мужчин, все в костюмах и при галстуках… и у всех этот чертов значок на лацкане…
Снова неразборчивое ворчание.
Сильвен, весь обратившись в слух, еле удерживался от того, чтобы поторопить хозяина ресторана.
Одну за другой Ив брал бутылки с десертного столика (единственного, кроме большого стола и стульев, предмета меблировки) и откупоривал их — почти с яростью.
— Ну, будут пить вино — его-то хватает! И ведь ваша матушка, она всегда требовала, чтобы вино было комнатной температуры… Всегда!.. Вот я и открываю его сейчас — на вечер…
У Сильвена перехватило дыхание.
— ОЛК собирается сегодня вечером?! — выговорил он.
— Так я вам о чем и говорю! — взорвался Дарриган, едва не опрокинув открытую бутылку. — Ваша мать специально приходила утром, чтобы мне об этом сказать!
«Хотя официально она сопровождала грузовики с животными в долину Шеврез», — отметил про себя Сильвен, ничуть не удивленный.
По лицу Дарригана было видно, что он вновь проживает события сегодняшнего утра, минуту за минутой.
— Я уже упаковал чемодан, уже позвонил жене… Она плакала от радости…
— Так почему же вы не уехали?
Хозяин «Баскского трактира» в изумлении воззрился на Тринитэ, задавшую этот вопрос, потом обернулся к Сильвену и, словно призывая его в свидетели, спросил:
— Она и правда не понимает? Она
Сильвен изо всех сил старался казаться спокойным. Он тоже не понимал, что имеет в виду Дарриган, и не знал, как реагировать.
— Чего я не понимаю? — проговорила Тринитэ.
