И наступил век благоденствия. С помощью боевых животных с вживленными кристаллами, стенноны восстановили границы. Снова труженики могли пасти скот, возделывать поля и производить орудия труда.
Но лазутчики стеннов похитили секрет кристалла и спустя сто лет на светоносное государство покатились армады завоевателей. Теперь вместо воинов мчались полчища гигантских кровожадных тиров, которыми управлял всего один стенн-погонщик.
И уже почти не осталось во владениях Кринов богатых пищей лесов и возделанных равнин, но Кет Дон — пятнадцатый потомок Драдо Даро, выслал навстречу тирам стиростегов — надежно защищенных панцирем с рядами шипов и остроконечных пластин. Теперь это была битва не воинов, а ужасающее столкновение боевой животной силы.
Джак видел, как одно за другим захлебывались наступления кровожадных гигантов, когда они, ослепленные яростью, пропарывали свои брюшины о шипы и пластины стиростегов; как подобно огромным змеям вываливались наружу их внутренности, а сами тиры в конвульсиях падали на окровавленную землю.
И снова на десятки лет вернулся мир. Но однажды, неисчислимые стаи птеранодонов от края до края закрыли весь небосвод.
Гонимые изощренным коварством стенны все эти годы плодили летающих ящеров и когда число их стало огромным, воины, превратили крылатых рептилий в боевые машины; Каменные дожди обрушились на стада стиростегов, проламывая их панцири, как тонкие скорлупки зародышей.
Тогда стеннонам тоже пришлось подняться в воздух, и война перешла с земли на небо. Гигантские ящеры сталкивались под облаками, ломая крылья, а оседлавшие их воины сдергивали друг друга, пользуясь шестами и гибкими лианами; и снова кровь лилась потоками, и страданиям не было конца.
Вот уже семь веков прошло с тех пор, как открыт кристалл мысли, которому нашли столько ужасных применений. Если стенноны использовали кристалл двух лун, чтобы управлять динообразными, то стенны применили его для управления себе подобными; если в стране Кринов он применялся во благо жизни, то в империи Шаров — во имя уничтожения ее.
Семьсот лет прошло, как появился этот проклятый камень, ибо знал Джак, что Ъа Щар — последний потомок первого Щара, расколовшего племена стеннов и стеннонов, хочет начать войну над небом.
Лазутчики Джака видели, как с помощью больших и высоких кристаллов, тяжелые камни отрывались от земли и улетали так высоко за облака, что видеть их не было никакой возможности. Будь проклят день, открывший путь к познанию. Будь проклят день, когда Учителя сделали их своими избранниками.
Обуреваемый мрачными воспоминаниями Джак Тач Крин упорно взбирался по скалам и полз над пропастями, почти не останавливаясь на отдых; он шел весь день до захода солнца, и когда заря восхода забрезжила над горизонтом, Джак снова двинулся в свой полный опасностей путь.
Добравшись к вечеру второго дня до высокогорного плато, Джак понял, что пришел, и начал убирать камни из небольшой в несколько метров окружности, котловины.
После часа работы ему открылось дно, гладкой, матово поблескивающей чаши, в которую без труда можно было вместить молодого стиростега. В центре чаши находилось глубокое вертикальное отверстие. — Поэтому здесь и не скапливается вода, — подумал Джак, — хотя, возможно, отверстие несет и еще какое-то назначение.
Он знал, что силовой стержень чаши уходит на сотни метров вглубь скал и использует при работе магнитную энергию Земли.
Встав у края, пугающего абсолютной чернотой отверстия, Джак сосредоточился на своем теле и почувствовал, как пронизался необычайно высокой вибрацией, отчего мышцы напряглись и словно потеряли вес.
Сейчас надо мысленно оторваться от поверхности, еще сильней сосредоточить внимание… небо притягивает меня… без всяких усилий… небо притягивает… И вдруг стало совсем легко, а плато пошло вниз, и уже видно, как горы простираются под ним — Джак Тач Крином.
Сколько длился полет, Джак не знал, единственное, что осталось в памяти, это тончайшая вибрация, которая сразу же начинала ослабевать, если он отходил от верного направления; только одна мысль владела им — держаться высокой вибрации — единственного маяка в безбрежном воздушном пространстве. Путь Джак Тач Крина шел над океаном, но он не замечал ни волн, ни облаков, главное — не потерять далекого, каким-то седьмым чувством воспринимаемого ориентира. Но вот, мощь вибрации возросла и Джак понял — конец пути близок.
Вскоре на горизонте показался берег, а еще через час правитель светоносного государства приземлился, в такой же, как и в его горах, каменной чаше…
…Утром Джак Тач Крин покинул отведенные ему покои и вышел в сад, пьянящие запахи которого навевали состояние безмятежной отстраненности, словно не было опасных приготовлений на границах страны Кринов. Это был странный, ни на что не похожий сад; окружающие Джака деревья имели, либо длинные многометровые листья либо маленькие, овальные, тысячами усеивающие ветви и образующие величественные кроны. Со многих из них свисали разнообразные плоды, что были поданы вчера в качестве угощения.
Между рощами и аллеями деревьев росли совсем уж невиданные цветы, воспоминание о которых отчетливо воспроизводилось в наследственной памяти Джака; оказалось, именно они издавали запахи, навевающие истомную легкость и безмятежный покой.
Еще более удивительным оказалось отсутствие вездесущих рамфоринхов и птеродактилей, но зато, с деревьев вспархивали другие обитатели воздуха; их тела и крылья были покрыты не чешуей и перепонками, а… ах, да, перьями… археоптерикс, — вспомнил Джак.
Он шел через рощи, пересекал полянки с цветами, наклонялся к каждому лепестку и никак не мог насладиться потоком невыразимого фимиама; запахи цветов его страны были терпкие и резкие, зачастую испражнявшие агрессивную горечь.
Джак Тач Крин шел от аллеи к аллее, стараясь впитать в себя все: запахи, деревья, цветы — все сразу и каждый в отдельности… Запомнить каждой чешуйкой кожи, окончанием нерва, каждой жилкой и мышечным волокном: кто знает, может быть посещение этого острова больше не повторится. Джак оглянулся; и увидел… Учителя.
Он шел навстречу, с другого конца аллеи; сглаженные расстоянием очертания внешности едва обозначались, но не узнать его было невозможно. Чувствуя, как заколотилось сердце, едва сдерживая себя, чтобы не побежать навстречу, Джак двинулся к Учителю. Да, это был он, непохожий ни на кого из стеннонов.
И чем ближе Джак подходил к Нему, тем сильнее переполнялся ощущением собственной ничтожности, что горячей кровью заливало сознание, сокрушая мысли и ломая слова — никак не желающие соединиться в фразу приветствия; и язык, словно высох и омертвел… Джак сделал еще шаг на подкосившихся ногах и упал, не смея поднять лицо, Джак — еще никому не поклонявшийся.
— Встань ученик. — Мягко произнес Мудрейший. — Встань и будь равным мне, ибо лишь между равными может быть понимание.
И спокойствие проникло в душу Джак Тач Крина: он поднялся и пошел рядом с Учителем, которого знал от своих предков уже тысячу лет.
Великий и Мудрейший был похож на стеннонов только внешне: также у него было две руки и две ноги, и одна голова, и рост — ненамного превышающий Джака, но на этом сходство и кончилось. Кожа Учителя имела темно-красный цвет, а черные глаза, казалось, занимали половину лица. На руках и ногах его, было по шесть длинных тонких пальцев.
Учитель и Джак молча прошли по дороге сада и им не требовалось слов, потому что оба понимали чувства друг друга — чувства доверия и покоя.
Также молча, без единого слова прошла утренняя трапеза и когда Джак Тач Крин с благодарностью поднялся и хотел объявить о цели своего прибытия, Мудрейший предупреждающе поднял свою шестипалую руку.
— Я знаю все, мой ученик, — произнес он и отошел к арке, сплетенной из вьющихся цветов, — существование Земли в небывалой опасности, — большие глаза Учителя устремились вверх, и казалось, он
