вперёд, взять себя в руки и идти! Есть только реальность: есть Земля, есть планета, где ему надо выполнить задание, да, самое обычное задание, это работа. Есть он сам, есть трудности на пути к цели, есть те, кого надо спасти во что бы то ни стало. И больше ничего нет! Ни черта больше нету!!!
Иван вскочил на ноги. Никакой тени на стене не было.
Это всё сон, нелепый сон. Надо не спать, а делом заниматься. Он подхватил меч, поправил лучемёт за спиной.
Потом всё сложил у стены. Какой смысл лезть обратно в дыру, он там уже был. Нет, надо искать иной путь. Он есть. Иван принялся отбрасывать камни, разбирать завал у стены — там что-то было, точно было! Он с удивлением заметил, что никаких черепов в пещере нет. Их и не было наверное. Повсюду лежало множество округлых и овальных камней с выбоинами, щербинами. В потемках немудрено было их принять за человеческие черепа. Сказки! Игра больного воображения! Есть лес, есть скалы, ход в земле, есть пещера. Но никакого Белеса нет и не было, нет лешего, нет зургов, нет чудища с паразитами- прилипалами, нет мохначей и уж тем более нет никакого Авварона Зурр бан-Турга в Шестом Воплощении Ога Семирожденного… такого и быть не может на свете, это младенцу ясно. Причина простая — его здорово шарахнуло при посадке, так тряхануло, так треснуло о поверхность планеты, что ум за разум зашел. Точно, он бродил по дебрям и скалам в полубезумном состоянии, он разговаривал сам с собою, дрался сам с собою, ловил призраков и они его ловили, и всё это происходило только в его мозгу… А сейчас пришло исцеление, кризис прошел, голова прояснилась. Всё! Иван размышлял так и отшвыривал камень за камнем, откатывал валуны, он уже видел краешек дыры, краешек лаза! Всё на свете материально, всё можно пощупать, а чего нельзя пощупать, того нету.
Всё! Только так!
Он уже выкатывал каменья из самой дыры, расчищал проход. Работа была адова, но Иван не боялся работы.
Часа не прошло, как он, прихвативши оружие, спустился в дыру и пополз.
Эта была не прежняя дыра. Здесь можно было только ползти. И если с поверхности ход шёл отвесно, а потом выравнивался, то здесь была наоборот, Иван чувствовал, как узенькая лазейка стремительно изгибается книзу, как она становится не ходом, а колодцем. Вот так сюрприз!
Иван уже не полз, а спускался вниз. И кончилось всё тем, что он упал с высоты метра в четыре, ударился подошвами ног, потом коленями о плоские камни. Да так и застыл.
А застыть было от чего. Прямо напротив его яйца, метрах в трёх, в слабом, будто лунном свете висела толстая слизистая паутина, точно такая же как на гнилых елях в Поганом лесу. А в центре паутины синея огромный, величиной с крупного человека, паук о восьми толстых, скорее не паучьих, а звериных лапах. Тело у паука было прозрачным — просвечивали вызывающие тошноту внутренности. Паук имел странную голову-череп, совсем не паучью. Но ещё более странным, ошеломляющим было то, что этот паучина держал в одной из своих лап переливающийся даже во мраке Кристалл. Тот самый Кристалл!
Алексей Язычьян
Агрессия Ада
— Спасибо!
Взяв свои немудреные пожитки, Тимофей соскочил с телеги.
— Счастливо добраться!
Возница дернул вожжи, и возок, оставляя Тимофея позади, не спеша покатился среди деревьев по лесной дороге.
Возница всю дорогу что-то рассказывал и остался очень доволен своим случайным попутчиком — тот молча и очень внимательно слушал его. Тимофей же, всю дорогу думавший о своем, был благодарен вознице за то, что разговор остался монологом. Ему не хотелось ни о чем говорить. Он хотел вбирать в себя свежие песнью запахи, впитывать в себя переливчатое веселие птичьих голосов, окунуться в шорох листвы на деревьях. Семь лет он не имел всего этого. Разве могут сравниться московские парки с превозданной, родной ему, выросшему в глухой уральской деревушке, природой.
Шагая заросшей травой лесной дорогой, он вспоминал события семилетней давности. Да, целых семь лет прошло с тех пор, как он уехал из родной деревни в Москву поступать в институт.
Родители Тимофея были трудолюбивыми людьми. Мать его — потомственная крестьянка, как все деревенские женщины, держала домашнее хозяйство в идеальном состоянии. Отец был ветеринарным врачом. В этой глухомани он был единственным на обширный район и большую часть времени проводил в разъездах. Поэтому и дом, и воспитание сына были полностью в руках матери. Испытав все горести деревенской жизни, оба родителя спали и видели в снах сына городским «ученым» человеком.
Будучи женщиной набожной, мать и сына пыталась пристрастить к Библии, но он рос мальчишкой любознательным и своенравным. Его больше привлекали мирские познавательные книжки. Библию он прочитал еще маленьким, как сказку, но, пойдя — в школу, поставил мать перед выбором: или учеба, или религия. Ни уговоры, ни порка не помогли. Так велико было желание родителей видеть ребенка образованным, что мать настаивать перестала. Инцидент был исчерпан, и суждено было Тимофею расти безбожником.
С детства Тимофей выделялся среди сверстников. Будучи не по годам серьезным и сообразительным, он по праву был вожаком и верховодил не только одногодками, но и теми, кто был его старше.
Родители нарадоваться на него не могли, учеба в школе давалась ему играючи. С первого класса он был круглым отличником. Учителя неизменно его хвалили и говорили, что он далеко пойдет. И он пошел. В их деревне была только школа-трехлетка. Закончив ее, Тима стал бегать в соседнюю деревню, там была восьмилетка. Каждый день пять километров туда, пять обратно. Нелегко давалось ему знание. А потом уезжал в город, к двоюродной тетке, чтобы закончить десятилетку. Потом Москва, институт. Городская жизнь закрутила, одурманила. Писал домой все реже и реже. Через три года пришло известие: умерла мать. И ведь даже на похороны не поехал. Нашлось так много причин, чтобы не ехать. Теперь он понимал, что тогда ему просто не хотелось ехать. Он не хотел снова видеть деревню, он брезговал ею. Прошло семь лет, и вот теперь он собрался приехать сюда.
Начало вечереть. Хотя небо еще было светло, но солнце уже скрылось за деревьями. Большого желания ночью, в потемках брести по лесу, спотыкаясь о корни, у Тимофея не было. Решив срезать путь, он свернул на тропинку. Темнеет в это время года быстро. Прошло минут сорок, и вокруг уже не было видно ни зги. Продираясь сквозь заросли кустарника, Тимофей вдруг понял, что идет он нетронутым лесом.
Тропа осталась где-то далеко сбоку или сзади. Не столько испуганный, сколько удивленный, он остановился. Приблизительное свое местонахождение он знал, и ему, выросшему в тайге, не стоило бы большого труда выбраться к деревне, но перспектива брести по лесу лишний час не слишком радовала. Перебрав в уме слова, уместные в данной ситуации, он решил не терять зря времени. Небо, как назло, затянуло облаками так, что ориентировка по звездам исключалась.
