– Мы с отцом тоже не всегда были идеальными супругами.
От удивления Сара перестала плакать.
– Отец изменял тебе?
– Конечно, нет, – нахмурилась Кэти. И через несколько секунд продолжила: – Наоборот.
– Ты изменяла отцу? – переспросила Сара.
– На деле я не решалась, но в сердце – да.
– То есть? – Сара закачала головой, подумав, как это похоже на отговорки Джеффри. – Впрочем, не важно.
Сара всегда считала родителей идеальной парой и теперь просто не желала слушать подобную чушь. Однако Кэти тянуло на откровенность.
– Раз я сказала отцу, что хочу уйти к другому мужчине.
– К кому?
– Просто к другому. Он был надежным, работал на заводе. Такой спокойный. Серьезный. Совсем не похож на твоего отца.
– И что?
– Я сказала твоему отцу, что ухожу от него.
– А он?
– Он плакал и плакал. Мы жили отдельно полгода. Потом решили снова сойтись.
– Кем был тот другой?
– Уже не важно.
– Он до сих пор живет в городе?
Кэти покачала головой:
– Это не имеет никакого значения. Его больше нет в моей жизни, и я с твоим отцом.
Сара сосредоточилась на своем дыхании, потом спросила:
– Когда это было?
– До вашего с Тесс рождения.
– Так что произошло?
– В смысле?
Каждое слово приходилось вытаскивать клещами.
– Почему ты передумала? Почему осталась с папой?
– О, сотня причин, – ответила Кэти с хитрой улыбкой. – Меня свел с ума тот, другой, и я не сразу поняла, как важен для меня твой отец. – Она тяжело вздохнула. – Помню, проснулась как-то дома у мамы с одной только мыслью, что Эдди нет рядом, я так хотела его… – Кэти нахмурилась, увидев реакцию дочери. – Не надо краснеть, людей хотят по-разному.
Сара съежилась от такого замечания.
– И ты позвонила ему?
– Я пришла к его дому и села на крыльцо, чуть ли не умоляя взять меня обратно. Да что там, я его именно умоляла. Я сказала ему, что чем страдать поодиночке, лучше делать это вместе, что я раскаиваюсь и отныне буду его ценить.
– Ценить?
Кэти взяла Сару за руку.
– Это ведь самое обидное, да? Когда чувствуешь, что тебя не так ценят, как раньше.
Сара кивнула, стараясь не забывать дышать. Мать попала прямо в точку.
– И что на это ответил отец?
– Велел мне подняться с крыльца и идти завтракать. – Кэти приложила руку к сердцу. – Не знаю, как у Эдди хватило мужества простить меня. Он ведь такой гордый. Я ему за это очень благодарна. Я стала любить его еще больше, когда поняла, что он способен простить мне такой ужасный поступок. Ведь я плюнула ему в душу, а он относился ко мне с прежней теплотой. – Она широко улыбнулась. – Конечно, потом у меня появилось тайное оружие.
– Что за оружие?
– Ты.
– Я?
Кэти погладила Сару по щеке.
– Когда мы с отцом снова сошлись, отношения наши были натянутыми. От прежних и следа не осталось. А потом я забеременела, и жизнь наладилась. Между нами с папой появилась ты, и он стал смотреть на мир иначе. Потом родилась Тесси, вы пошли в школу, выросли, поступили в колледж… – Кэти улыбалась. – Иногда необходимо время. Любовь и время. Воспитание таких озорниц сплачивает родителей.
– Ну, мне-то не забеременеть, – дрожащим голосом возразила Сара.
У Кэти был готов ответ:
– Только утратив что-то, осознаешь его истинную ценность. Не рассказывай Тесс.
Сара кивнула, встала, заправила в штаны футболку.
– Теперь ему все известно, мама, – сказала она. – Я оставила ему расшифровку стенограммы.
– Судебного слушания? – уточнила Кэти.
– Да, – ответила Сара, прислонившись к комоду. – Он наверняка прочел. Я положила ее в туалете.
– И?..
– И он даже не позвонил. Ни слова не сказал мне за весь день.
– Тогда, – решительно подытожила Кэти, – ну его к черту! Он просто дрянь.
22
Джеффри быстро нашел дом 633 на Эштон-стрит – обветшалую коробку из шлакобетонных блоков. Окна словно прорубили позже, причем разных размеров. На крыльце стоял керамический камин со стопками бумаг и журналов – вероятно, для растопки.
В костюме с галстуком, в белой машине, Джеффри совсем не вписывался в окружение. Эштон-стрит, по крайней мере та ее часть, где жил Джек Райт, была полуразрушенной и грязной. Большинство домов в округе заколотили досками, на желтых плакатах значилась пометка: «Под снос». В узком дворике играли дети, родителей нигде не было видно. Стоял запах если не канализации, то весьма к нему приближенный. Джеффри вспомнил, как проезжал мимо городской свалки за чертой Мэдисона. В солнечный день, даже когда ветер дует с противоположной стороны, вонь от разлагающегося мусора рано или поздно доходит до твоего носа. И не помогут ни закрытые окна, ни кондиционер.
Джеффри сделал пару вдохов, чтобы привыкнуть к запаху и подошел к дому. В дверь была встроена громоздкая решетка с висячим замком, тремя засовами и одним кодовым замком. Джек Райт немалую часть своей жизни провел в тюрьме и, очевидно, дорожил неприкосновенностью личного пространства. Джеффри глянул по сторонам и приблизился к одному из окон. На нем тоже была проволочная решетка с тяжелым замком, но старый каркас утратил прочность. Пара сильных ударов – и вылетит вся рама. Джеффри еще раз огляделся, расколошматил окно и проскользнул внутрь.
В гостиной было темно и грязно, повсюду валялись мусор и бумаги. На полу стояла оранжевая кушетка с пятнами то ли слюны, коричневой от жевательного табака, то ли иных выделений организма. В воздухе висел смрад от смеси пота с лизолом.
По периметру стен у потолка висели распятия – как декорация. Они отличались по размеру: от креста в двадцать сантиметров до крестика с конфетку, которую можно получить из торгового автомата. Распятия были прибиты гвоздями вплотную друг к другу. Религиозную тему продолжали плакаты с изображением Иисуса и его учеников, словно позаимствованные из воскресной школы. Вот он держит ягненка, а вот протягивает руки, демонстрируя раны на ладонях.
У Джеффри заколотилось сердце. Он потянулся к револьверу, расстегнул кобуру и подошел к двери
