самому-то доводилось разбоем промышлять?
– До сих пор обходился.
– Чем же жили все время?
– Когда как. То подрабатывали, то старые запасы выгребали.
– Хороши, видать, уродились те запасы, – буркнул Шурга себе под нос. – А ежели с нами до горячего дойдет, как поступишь?
– Вот дойдет, тогда и решу.
Равнодушно уронив эти слова, Шагалан и не предполагал, как скоро случится принимать подобное решение. Повстанцы вытерпели еще примерно час, пока сгустится тьма да окончательно заплывут грязной жижей растревоженные за день дорожные колеи. Первым, как обычно, двинулся разведчик. Выскользнул на открытое пространство, огляделся, провернувшись волчком, тихо свистнул и юркнул обратно в кусты. Его поджидал самый сложный путь – вдоль дороги по зарослям с ямами. За спиной, уже не особо сторожась, с треском и топотом вываливались на тракт товарищи. Донеслись даже слова чьей-то шутки, приглушенный смех. Шагалан не обращал внимания: вожаки сейчас наведут должный порядок, построят бойцов и отправятся с предельно возможной для заспанных людей скоростью. А скорость эта получалась немалая. При всей своей прыти юноша выкладывался полностью, часто пускался в бег, чтобы не отстать от колонны. Только от него ныне зависела общая безопасность, от его глаз, ушей, нюха, интуиции, наконец. Слева вдоль дороги тянулись обширные убранные поля. Если на отряд, марширующий по тракту, налетит затаившийся в кустах враг… их перережут ровно кроликов, а рассыпавшихся по полям будут травить ночь напролет. И поэтому Шагалан бежал сквозь колышущийся мрак, взрывая его всеми чувствами. Он обязан обнаружить засаду, в крайнем случае – наткнуться на нее. Стрелы здесь бесполезны, наготове оставалась сабля, а в ладони грелся широкий нож – первое оружие для страшного ближнего боя.
Заметить угрозу оказалось совсем не трудно. Разведчик застыл, припав к высокому трухлявому пню, спешно успокоил дыхание, вновь присмотрелся. Не светлячок, не гнилушка – лешачья забава – и не искры в глазах, впереди отчетливо горел огонь. Слишком неосторожно для засады. Разболтавшийся вдали от начальства пост? Или свой брат-разбойник, что иной раз опасней мелонгов? Кто еще в этой глуши отважится ночевать под открытым небом? Как бы то ни было, Шагалан сложил ладони и заухал через них филином. Согласно договоренности, идущий поблизости отряд должен сейчас немедленно остановиться, укрыться на обочине, а Шурга – выдвинуться к разведчику за разъяснениями. До сих пор, правда, к таким маневрам прибегать не доводилось, и слаженность действий вызывала сомнения.
На всякий случай Шагалан затаился, косясь то в сторону тракта, то на мигающий во мраке огонек. Шурга не заставил себя ждать, хотя среди общей ватной тишины его подкрадывание напомнило рвущегося сквозь бурелом кабана. Юноша коротко цокнул языком, обозначив себя, подтянул товарища за рукав.
– Нельзя же так шуметь, дядя! Рано вы, братцы, расслабились, о врагах забыли.
– Что, опять отыскал кого? – тяжело задышал ватажник.
– Возможно. Видишь, вон там за деревьями светится?
– Хм, на засаду-то не похоже. И для поста не больно удобно. Никак мирный кто на ночлег устроился?
– И это возможно. Однако по дороге давно уже никто не проезжал, а последние путники успели бы в деревню засветло. Все мирные люди попрятались, позапирались, ваши ватаги даже звероловов распугали.
– Да ладно тебе! Пойдем и проясним. Если большая толпа – обогнем, небольшая – прощупаем. Ворога, удалец, надобно бить, а путника – облегчать.
– Не торопись, дядюшка! – Шагалан сердито дернул повстанца назад. – Осмотреться забыл, разнюхать.
– А чего разнюхивать-то? Сам ведь заверял, что из облавы мы выскочили. Или нет?
– Мало ли что заверял?… Только не по нраву мне такой нежданный подарок. Очень уж к месту, прямо по пути, ночью…
– Уж не западни ли боишься?
– Хотя бы и ее. Представь, как легче выловить бродячий отряд вроде нашего? Никто его толком не видел, не распознал. Какую дорогу сторожить? В какую сторону кидаться? А тут будто нарочно одинокие путники заночевали в рощице, богатые и беззащитные. Для старого разбойника нестерпимый соблазн, да?
– Думаешь, на живца ловят? – Шурга с минуту сопел и чесался, потом махнул рукой: – Не-е, вряд ли. Откуда супостатам-то ведомо, что мы нынче по ночам ходим? Да и на скольких же тропах приманки раскладывать? А на каждую еще по засадному отряду? Нет, парень, чушь все и зряшные страхи. Пойдем, проясним.
– Я и не утверждаю, что это именно засада, – вновь холодно осадил Шагалан. – Но исключать нельзя и подобной опасности. Посему ты, дядюшка, жди здесь, а я сделаю кружок, разведаю.
– Ты впотьмах до зари кружить будешь… Ну, хоть ребят-то сюда подтяну, к бою для верности изготовимся.
– Ладно, подтягивай, только в атаку очертя голову не бросаться. Слышь? До моего второго филина.
На том и порешили. Шурга направился к тракту, юноша – к маняще переливающемуся огоньку. Через несколько минут он приблизился достаточно, чтобы рассмотреть происходящее впереди. Картина и впрямь абсолютно мирная: на небольшой поляне в перелеске горел костер. Около него человек – темный силуэт устало сутулился на фоне пламени. За костром располагалась маленькая палатка, скорее, навес из накиданных на жерди одеял. Оттуда возникла другая фигура – женщина в длинном дорожном плаще. Склонившись к мужчине, она попыталась о чем-то заговорить, тот лишь досадливо отстранился. Вдали, на грани света, кособоко громоздилась крытая повозка, откуда донесся шум, сдержанная ругань. Подошли двое. Судя по осторожным, заискивающим поклонам, они были слугами человека, сидевшего у огня, и чувствовали себя виноватыми. Обернувшись, хозяин принялся громко их распекать, отзвуки резкого голоса достигали ушей разведчика. Понурые фигуры слуг согнулись еще ниже. Назревала трепка, однако тут вмешалась женщина. Она вновь наклонилась к хозяину и заговорила на ухо. Мужчина дергал раздраженно плечом, порывался вскочить, тянул какое-то оружие, отчего отпрядывали даже привязанные поблизости лошади. Победило все равно женское влияние. Напоследок выругавшись, мужчина развернулся спиной к исступленным поклонам слуг. Женщина, продолжавшая говорить, опустилась рядом, незаметно, знаком, повелев непутевым убираться прочь.
Дождавшись столь идиллической развязки, Шагалан отправился дальше. Путь лежал вокруг светового облака, сотворенного костром, по самой границе тьмы. Здесь юноша был невидим для странников, хотя любой нечаянный звук мог его тотчас выдать. В собственную идею о засаде верилось теперь слабо, и развивалась проверка скорей из врожденной педантичности. Если все же предположить, что бивак – настороженная ловушка, а люди у костра – опытные лицедеи… тогда засада под боком. Вкрадчивым шагом разведчик обогнул поляну. За это время слуги успели спрятаться под повозкой, женщина, окончательно утихомирив своего спутника, ушла в палатку. Хозяин так и сидел у костра, вороша палкой угли.
Врага не обнаружилось. Впереди дорога и голое поле, там искать вовсе бессмысленно. Покосившаяся фура, у которой, похоже, подломилась задняя ось, могла скрыть в себе от силы четыре-пять человек, бесшумных и неподвижных. В жалкую палатку влезло бы еще не более трех, и то при условии, что изгнали бы на улицу женщину. Оставалось признать – путники совершенно безобидны. По умозаключению Шагалана, встретился, вероятно, какой-нибудь мелкий торговец с женой и свитой. Как ни старались бедолаги поспеть до темноты под надежную крышу, нежданная поломка вынудила ночевать в лесу. Несомненно, хозяин считал именно слуг ответственными за происшествие, почему и бранил их, когда заступилась жена. В общем, все мирно и банально. Ему, Шагалану, работы здесь не предвидится, а по лавочникам есть другие мастера.
На близкий крик филина человек у костра настороженно вскинул голову. В то же мгновение поляну залил вооруженный люд. «Пройдоха Шурга, все-таки не дотерпел до сигнала, подвел своих орлов вплотную», – усмехнулся юноша. Сопротивление, толком не возникнув, было сломлено. Двое повстанцев вцепились в руки купца, слуг выволокли из-под повозки к огню. На роль бойцов они не годились, перепуганные и подавленные. За всю компанию устроила шум купчиха, чьи крики и вой разнеслись по
