прикидкам так выходит. И дистанция подходящая.
— Волга здесь широкая, переправляться сложно, — усомнился я.
— Хех… В спокойную погоду моторной лодке нет разницы, километр тут, или четыре. Да и с самого начала чернокожие могли осесть по обеим сторонам. Вы же сами мне говорили, что тут где-то селективный кластер, по логике, упасть должен?
— Не должен, — вмешался Гоблин, — а может быть. Предположительно.
— Хорошо, — легко согласился капитан, — тогда почему он не проявился? А я скажу, почему. Или там африканцы гнездятся и таятся до поры, или они разбомбили кого непутёвого. Так что, этот берег поважней для нас будет, в плане разведки.
— А если там нет никого — время убить?
— Про правый берег вам и египтяне расскажут. А про этот кто?
Сомов задумчиво посмотрел на абрис редких береговых деревьев, 'передового дозора' Африканской степи. Потом перевёл глаза на наш берег, может и не африканский, но куда как более загадочный, дело Коломийцев говорит.
— Пробил ты меня, Владимир Викторович, умеешь, — решил Гоблин, — на обратном в наш бережок шнифты воткнём.
Ну и ладно. Мужики отвалили к борту, деловое обсуждают, дед даёт Мишгану ценные советы, как берег осматривать.
Волны вообще нет — на реке серебряное зеркало, лишь медленные кольца водоворотов кружат; вода тихо шипит за бортом, 'Дункан' идёт ровно, как утюг по простыне, не шелохнётся. Это хорошо, я на бортовую качку с детства слабый. Вот ведь напасть — на машине никогда не укачивает, весь световой день могу ехать по говнам или скакать по горкам, а вот на судне почему-то сразу чувствую.
Тихо, спокойно.
Я лёг на прогретый металл и вытянул ноги, смотрю на ботинки.
Амба ботиночкам приходит, сносились. Удобные, как тапочки, только вот теперь они себя ведут, как тапочки стоптанные. Отслужили своё мои верные 'коркораны', напрасно я Гоблина с Серёгой не послушал. Вон у Мишки какие сапожки, новьё. Не такие модные, как 'марадеры', но зато не затасканные, целые, ошмётки не торчат, подошва крепкая. Придётся к Сотникову идти, кланяться, а не хочется. Да и тянуть он будет с доставкой, говорить традиционное — 'бери стандарт из прошлой партии', потом пять раз забудет, да десять раз вычеркнет за срочностью чего другого.
А пацаны просто заранее вписались в очередь и купили у мастера. Не дёшево им это встало, но продукт получили на зависть. Классные. Их алтаец делает, Трофим с Дальнего Поста.
В этом посёлке народа за последнее время прибавилось, вот и две сербские семьи на границе поселились, чтобы огородничать да охотничать, земли ведь немеряно. Правда, и 'пакистанка' не далеко, со всеми сопутствующими факторами, но тут вам не Косово, на своей земле люди живут, при крыше и с пулемётами. Зимние потеряшки, за которыми Демон на снегоходе гонялся, частично там же осели — одна большая семья. Ещё одна семья — инженеры, теперь работают в Замке, муж у Дугина, он с Химкинского завода, где на Земле-1 ракетные двигатели собирали, а жена строитель.
Селиться национально-компактно Сотников никому не даёт. Нет у нас национальных поселений, и не будет. Если потеряшка или влившийся, то ты, в том числе, и такой пункт регламента читаешь, одобряешь и подписываешь в Согласии — первом документе первопоселенца, вливающегося в анклав. По разному люди переживают. Сербам непросто было, хотя, по большому счёту, их сама работа развела, а не Сотников. Бранко Бранкович и Марко Якшич — вояки, бойцы по крови, они с семьями и остались при Замке: Бранко командиром Патруля, Якшич сразу взвод получил. А Вук многих удивил… Кроме меня, я предполагал нечто подобное. Никаким 'боевым снайпингом', в чём он зело горазд, парень заниматься у Бероева не стал. Опять пошёл работать в таверну, к белорусам. Играет там на скрипке. И есть в этом что-то правильное.
А вот если ты крестьянин?
В Посаде земли свободной уже нет, только под дома, без участков. А за рекой земли — хоть квадратный километр бери. Вот и перебираются люди в Молдаванку, к русским, сначала словаки, а потом и семья сербов поселилась. В Заостровской классно, конечно, даже шикарно — смотрится она. Но с казачками не всякий уживётся, да и дома там посередь степи, не каждому понравится. А в Молдаванке тихо, уютно, лесок свой, бухточка тихая… За рекой — как другой мир, будто из Подмосковья в Ставрополье переехал.
Честно вам скажу, даже я подумывал с Ольгой там участочек взять, не в кайф мне ездить по выходным к 'кержачкам' на Кордон, хмуро там, слишком уж 'таёжно'.
Замечтался, тьфу-ты… Так вот, о чём я?
Я перевернулся на правый бок, что бы видеть проплывающий вдалеке 'наш' берег, противоположный итак шесть глаз обшаривают.
Про что? Да про обувь же!
Ну. У этих, крайних, потеряшек обувщик имелся, он и остался на Дальнем. Теперь они на пару со скорняком обувь делают — закачаешься. Кожи натащили отовсюду, мы тоже участвовали, притащили с Гобом им на пробу кусок шкуры пещерника. Толстая, крепкая… Но ничего хорошего из таких стараний не получилось, шкура, как и сам монстр, быстро разлагается на гниль, не сохранить. А Коломийцев им подсобил со шкурой акулы.
Интересно, когда в последний раз в истории человечества ДШК вёл огонь по большой белой? Зашла рыбка по Волге погулять, называется… А тут Коломийцев-рыболов!
Правда, у большой белой кожура оказалась такой толщины, что ручки катан уже не обмотаешь. А вот как она себя на обуви покажет, скоро узнаем.
Двигатель зашумел иначе, судно прибавило ход.
Что-то щёлкнуло, зашипело.
— Цель! — отчаянно заорал кто-то поблизости. — Групповая, скоростная, низколетящая!
Матушки, так и инфаркт можно схватить! Я вскочил. Что там?
Да это Гоша блажит, рулевой наш, что-то заметил на радаре. Ракетчик-юморист, блин.
Коломийцев даже за бинокль не схватился, сразу убежал в ходовую. А Гоблин на носу встал, держится за леер, смотрит вперёд. Я повернулся к рубке, вопросительно вскинул на деда глаза.
— Два катера впереди, левее к берегу, — прохрипел матюкальник, — дистанция пять километров.
Ага, разгляди их на такой дистанции, да ещё и через миражное марево чистой гладкой воды. Даже через бинокль непросто.
Опять захрипело, противно, дискотечное оборудование кэпу надо менять.
— Боевая тревога! — решил дед.
Не любим мы с Гоблином 'тревоги экипажа'. По тревоге нам положено напяливать 'бронники' и сферы, из комплекта 'Пермячка'. Экипаж инструкцию выполняет исправно, мы частично, жилет — ладно, сферу — нет. Разгильдяйство, конечно, но сталкерская махновщина дороже.
Хлопнув дверью моторного отделения, на палубу вылетел наш старый знакомец Клим, торопливо вытер тряпкой руки, встал за турель с пулемётом, украшенным щитками двух титановых пластин с большой стрелкой кривизны. Кэп поставил их из-за Клима. Раз уж мальчишка у него на пулемёте… хоть так, психологически. Парень сноровисто скинул чехол со ствола 'дашки', завозился, изготавливая машинку — всё быстро, чётко, раз! — снял с фиксатора и покачал стволом, готов разить врага.
— Дядь Гоблин, свали с директрисы, — ломким баском бросил команду пацан.
Сомов медленно повернулся, серьёзно посмотрел на юного помощника механика 'Дункана', отчего-то тяжко вздохнул и сказал:
— Лады. Реально ты взялся… Хорошо. Движняк согласовываем. Клим, будь собран, слушай нас чуйкой.
И отошел за рубку, там теперь наше место, до прояснения картины. Не будут сразу стрелять, выйдем на базар. Пальнут хоть раз — потопим, и покатим дальше в прекрасное неизвестное.
Оставшись в рубке один, Коломийцев поменял курс, чуть сбавил ход. Гоша встал к кормовому 'максу'.
